Михаил Черненок - Сиреневый туман

— Абсолютно! — Галактионова задумалась. — Вот, судя по одежде, в какой Спартак ходил, сфотографировали его осенью прошлого года. Примерно, в октябре. Угадала?

— Угадали, — улыбнулся Антон и тут же спросил: — В дачном поселке Родниково у Казаринова были знакомые?

— Знакомых у него везде хватало. Он же был прилипчивый к женщинам, как банный лист. Может, и ту бабу, что с ним на карточке, закадрил. Или, скажете, не угадала?..

— На этот раз не угадали, — ответил Антон.

— Жаль.

— Что не «закадрил»?

— Нет, что не угадала. Видимо, какой-то прокол у Спартака получился. Судя по выражению его физиономии на снимке, клянусь чем угодно, перехватчик вышел на боевую позицию.

— Юлия Николаевна, откуда у вас такое количество новеньких двадцатипятирублевок? — внезапно спросил Бирюков.

— Из Сбербанка, разумеется, откуда больше.

— А раньше говорили, будто шубу на барахолке продали… — быстро сказал следователь.

Галактионова смутилась.

— Насчет шубы соврала, из страха. Это перед реформой, когда ликвидировались пятидесятки и сторублевки старого образца, я весь свой наличный крупняк обменяла в Сбербанке.

— Кто подсказал о предстоящей реформе? — опять спросил Бирюков.

— Об этом без подсказки все деловые люди знали.

— Под деловыми людьми подразумеваете дельцов? — снова вклинился Лимакин.

— Упаси бог, путать кислое с пресным!

— По-вашему, между ними есть разница?

— Как говорят в Одессе, это две большие разницы. Деловые добывают свой нелегкий хлеб трудом и сообразительностью, а дельцы жиреют на жульничестве.

— Вы, случайно, не одесситка?

— Почему случайно?.. Одесса — город моего детства.

— Как в Сибирь попали?

— Поступила в Новосибирский торговый институт, и мама обменяла одесскую квартиру на Новосибирск.

— Из-за вас?

— Не столько из-за меня, сколько по совету врачей. Ей порекомендовали сменить климат.

— А среди ваших знакомых старого одесского портного нет?

— Примитивными услугами наших ателье я не пользуюсь. Предпочитаю импортную одежду, там всегда можно подобрать вещь по фигуре.

— Работой своей довольны?

— Работа как работа. Звезд с неба не хватаю и в большие начальники не рвусь.

— ОБХСС не досаждает?

— Из обэхээсников только Сережа Полегшаев постоянно подкапывается. Но я прямо ему сказала: «Если для пользы дела где-то и схитрю, у тебя, миленочек, ума не хватит, чтобы разгадать мою хитрость».

— Тупой?

— Не сказала бы. Просто в промышленных товарах не рубит. Он же специалист-кондитер. Вот любопытно: работал Сережа в общепите — был рубаха-парень. И выпить не дурак, и за бабами поволочиться. Как в ОБХСС перешел, стал таким самоуверенным и гордым — не подступись.

— «На лапу» не просит?

— Упаси бог! Такой щепетильный чистоплюй, смотреть смешно.

— Юлия Николаевна, — вновь заговорил Бирюков, — вы Гурьяна Собачкина знаете?

Галактионова пожала плечами:

— Лично не знаю, но от грузчиков слышала, будто есть в райцентре могильщик с такой фамилией. А что?..

— Очень любопытное совпадение произошло. На следующий день после неудачного захоронения Казаринова у Собачкина появилась точно такая сумма денег и такими же купюрами, как у вас. Не объясните, почему такое случилось?

— Не может быть…

— Поверьте, я не обманываю.

— Если это правда, то совершенно ничего не понимаю и, разумеется, объяснить не могу… — Галактионова нахмурилась. — Мои деньги дома. Хотите, прямо сейчас поедем, и я вам покажу в банковской упаковочке всю пачку этих купюр. Странно, почему высказали такое подозрение?

— Потому что, когда Собачкин был жив, вы заявляли, будто Спартак утащил у вас деньги. Стоило Собачкину умереть, ваши купюры сразу нашлись…

— Ой, разве могильщик умер?! Первый раз об этом слышу. Нет, честное слово, тут я ничего вам не объясню.

— Может, подскажете, откуда могла появиться коробка от японского холодильника, в которой пытались тайно захоронить Казаринова?

— Этого тоже не знаю. Та упаковка, в какой грузчики привозили холодильник мне, до сих пор у крыльца лежит. Руки никак не доходят, чтобы увезти на свалку или сжечь.

Исподволь наблюдая на Галактионовой, Бирюков старался уловить в выражении ее лица, в жестах, в интонации голоса оттенки фальши или боязливой скованности. Однако Юлия Николаевна вела себя так раскрепощенно и открыто, что создавалось впечатление, будто она внезапно вырвалась из длительного заточения на волю и упивается неожиданно свалившейся на нее свободой. «Похваставшись» вначале ажурными колготками, Галактионова при дальнейшем разговоре словно забыла о своих привлекающих внимание мужчин прелестях. Во всяком случае, вульгарно не выпячивала их, а если слегка и кокетничала, то это выглядело естественной реакцией в разговоре с мужчинами симпатичной женщины, прекрасно знающей, что она недурна внешностью.

Когда Лимакин записал необходимые показания и попросил Галактионову перед тем, как подписать протокол, прочитать его содержание, Юлия Николаевна, взяв авторучку, беспечно сказала:

— Вот еще, стану тратить время на такой пустяк.

И лихо расписалась в указанных следователем местах.

— Время — деньги? — шутливо спросил ее Лимакин.

— А как вы думали…

Галактионова попрощалась. Уже от порога, обернувшись, глянула на Бирюкова:

— Заходите, Антон Игнатьевич, в гости. Своими глазами убедитесь, что заинтересовавшая вас моя потеря цела и невредима. А о Казаринове, если захотите, могу рассказать еще тысячу и одну историю.

— Спасибо, — ответил Антон. — Криминальные истории предпочитаю слушать здесь.

— Здесь у вас казенно… Что касается криминала, я все до конца выложила.

После этого улыбнулась и вышла. Бирюков встретился взглядом со следователем:

— Какое впечатление?

— Потрясающее!.. Удивительная метаморфоза произошла с Юлией Николаевной. Она, похоже, не чувствует за собой ни малейшей вины.

— Хоть что-то фальшивое уловил?

Лимакин крутнул головой:

— Ничего! Или Галактионова «простая здоровая баба», или великолепная актриса, загубившая в торговле свой талант.

Получив от следователя Лимакина поручение отработать версию по дачному поселку, Слава Голубев стал частым гостем в Родниково. Перво-наперво, несмотря на возрастную разницу, он сдружился здесь со сторожем Александром Григорьевичем Донцовым — человеком не по годам энергичным, общительным и радушным. Бывшая профессия газетного фоторепортера выработала у старика зоркий глаз и прекрасную память на события.

По шутливому выражению самого Донцова, была у него и профессиональная привычка: «Ни дня — без рюмки!» Объяснял он это многолетней необходимостью постоянно поддерживать творческий тонус, так как распространенное в застойные годы газетное славословие сплошь и рядом заставляло идти на сделку с собственной совестью. Поскольку с «тонизирующими» напитками в нашей державе с наступлением перестройки возникла напряженка, то старый репортер, будучи от природы народным умельцем и врачевателем, изобрел свой метод приготовления «турахтина». Иными словами, фруктово-ягодных настоек. В зависимости от применяемого сырья «турахтин» получался разного цвета, но с одним и тем же терпко-кислым вкусом, от которого не только вязало во рту, но и скулы сводило. Однако градусы были, как говаривал сам изобретатель: «В соответствии с ГОСТом. В одной бутылке — шестнадцать, в двух — тридцать два».