Ирина Глебова - Санный след

— При нашем первом разговоре об этой забавной истории, вы, Хорин, помнится, говорили мне о денежном вознаграждении. Верно?

— Ну и память у вас, господин Петрусенко! Отчего же, я не отказываюсь. Я ведь тоже поначалу сказал Пузану: «Зачем мне напрягаться?» А он мне: «Деньги хорошие плачены, получишь свою долю». Коль так, зачем же я буду отказываться? Дело — пустяк! И никакого криминала. Кому-то нужно лепить горбатого этой дамочке? Хорошо, если платите, я сделаю! Пузо знал, что я шустрый! Сам бы он не смог пасти ее. А я ухитрился вообще в театре рядом оказаться. Вот дело и провернули…

…Через три дня, как и обещал, Петрусенко вернулся в Саратов. Положил перед Вахрушевым и Одиноковым запись допроса Хорька, пожал плечами. Полицмейстер прочитал, криво усмехнулся:

— Я с ним, мерзавцем, сколько раз за одним столом сидел! Ладно…

Было в этом тяжеловесном «ладно» столько многообещающего, что Викентий и Кирилл не удержались, рассмеялись. Настроение у всех было отличным, несмотря на их первый разговор об Уманцеве. Теперь отпали последние сомнения, и они просто радовались, что преступник известен, что больше не будет жертв и страха.

Оба следователя вернулись в кабинет Петрусенко прикинуть дальнейший план действий. Часа через два им принесли заказанный кофе с бутербродами. Отодвинув бумаги, они отдыхали.

— А помнишь, Кирилл, какой ужас нагоняло на всех дело Джека-Потрошителя? Мне было уже пятнадцать лет тогда. Полгода газеты только об этом и писали.

— Еще бы! Я тоже первым делом искал в газетах эти сообщения. И знаешь, когда взялся за дело нашего маньяка, больше всего боялся того же — не найти убийцу. — Одиноков помолчал. — Похоже, что и не нашел бы без твоей помощи.

— А я — без твоей! — ответил ему Викентий. — Тут не должно быть счетов. Главное — дело… А насчет Потрошителя… Думаю, Путилин был прав: он его нашел.

— Это ты о сумасшедшем фельдшере?

— О нем…

Знаменитый неизвестный убийца лондонских проституток орудовал с августа по ноябрь 1888 года. Своим жертвам он перерезал горло с такой страшной силой, что голова отделялась от туловища. У последних пяти жертв он с особой жестокостью выпотрошил все внутренности. Проделано все это было с профессионализмом, который наводил на мысль о человеке, знакомом с хирургией. Убийства прекратились внезапно и остались нераскрытыми, хотя «Скотланд-Ярд» сделал все, что мог. Существовало несколько версий относительно убийцы. Одна из них — об одном русском фельдшере, работавшем в восточной части Лондона и жившем под разными фамилиями: Педаченко, Коновалов, Острог. В Лондон он прибыл из Парижа, где его тоже подозревали в убийстве одной гризетки — тем же зверским способом. Этот русский странным образом исчез из Лондона. А потом, когда о Потрошителе немного позабыли, в 1891 году, далеко от Лондона, в Петербурге, была убита женщина. Бывший начальник Петербургской уголовной сыскной полиции Путилин, в то время уже болевший и отошедший от дел, обратил внимание на то, что женщина убита так же, как и жертвы Потрошителя. Он вспомнил об исчезнувшем русском фельдшере, и начал свое расследование. Сообщений об этом расследовании в прессу не давали, но офицеры полиции знали, что Путилин нашел убийцу — того самого фельдшера, отправил его в сумасшедший дом. И был совершенно убежден, что это и есть Джек-Потрошитель.

— Иван Дмитриевич Путилин… — задумчиво протянул Петрусенко. — Какой талант, какой замечательный сыщик был! Светлая ему память. Я всегда считал его своим учителем.

— Ты знал его? — удивился Одиноков.

— Нет, не знал. Я же был еще студентом, когда он умер. Но я много читал и его записей, и о нем…

— Так, значит, по-твоему, Путилин поймал Джека-Потрошителя?

— Почти уверен. А вот в том, что мы поймали своего — уверен совершенно… А знаешь, Кирилл, я мог не ездить в Тамбов, а спросить госпожу Анисимову: «О каком артисте вы слыхали в Харькове от случайного знакомого?» Я ведь, догадавшись, что речь идет о Петре Уманцеве, сразу предположил, что «приезжая дамочка из Саратова» — это Ксения Аполлинарьевна.

— Что же не спросил? Побоялся, что она станет его подозревать?

— Верно. Я сразу понял, она женщина проницательная, с острым умом. Решил: нет, ни в коем случае нельзя ее спрашивать. А вдруг догадается о чем- либо, зная, каким мы делом заняты? Или его спугнет ненароком, или сама глупостей наделает. Вот и решил не тревожить ее.

Он возненавидел свою мать, когда ему было двенадцать лет. До этого относился к ней спокойно, с чувством привязанности. А когда сидел на кухне, болтая и уплетая за обе щеки горячие — прямо из печи — пирожки, то было даже уютно, весело глядеть на высокую, красивую женщину с ласковыми голубыми глазами. И он не отстранялся, когда ее мягкие руки, белые, словно все время в муке, обнимали его. Конечно, Илюша знал, что Марта его мать. Но это знание жило как бы само по себе, не в сердце, а в подсознании. Но когда мальчику исполнилось двенадцать, Аделина Сергеевна вдруг родила ребенка. Своего собственного! И Илья впервые по-настоящему осознал, что он — сын кухарки-чухонки…

Марта Круминьш попала в семью Карповских молоденькой девушкой. Ее родной хутор под Вольмаром однажды летней ночью вспыхнул от молнии, погребя в огне отца, пытавшегося спасти скотину. Мать с младшими братьями и сестрами расселились у родственников. Они не стали в тягость — все были работящие, выносливые, а в хозяйстве умелым рукам дело всегда найдется. Марта, самая старшая, все же не захотела идти в приймы. Она втайне давно мечтала уехать в большой город, испытать иную жизнь, отголоски которой долетали на хутор, будоражили воображение. Потому, когда случилось несчастье, она решила: Иисус Христос и Матерь Божья посылают им испытание, а ей — Знак о начале новой жизни. Марта поехала в городок Вольмар, где бывала и раньше с родителями — на ярмарках да церковных праздниках, зашла помолиться в храм Симоне, а потом отправилась искать контору по найму.

Разветвленная сеть таких контор охватывала всю Латвию, поставляя рабочие руки и в Польшу, и в Россию. У Марты не было рекомендаций, но она рассказала, что умеет готовить, и очень хорошо. Ее мать славилась во всех окрестных хуторах как лучшая повариха. Ее звали готовить на все праздники, свадьбы, а Марта с детства ездила с ней, помогала и училась. Теперь эта наука ей пригодилась: она сразу получила место кухарки в русской семье, отдыхающей в Юрмале.

Так Марта оказалась у Карповских. Тогда они жили в юрмальской Дзинтари и вскоре собирались уезжать к себе в Санкт-Петербург. Аделина Сергеевна, молодая двадцатипятилетняя женщина, очень надеялась, что юрмальский воздух, песок и море помогут ей избавится от бесплодия. Она три года была замужем, очень хотела ребенка, но… Марта ей сразу необыкновенно понравилась.