Донна Леон - Смерть в «Ла Фениче»

Дверь в приемной открылась, и вошел Риццарди, так же безупречно одетый, как и вчера вечером. Пахло от него дорогим мылом, а вовсе не карболкой, с запахом которой у Брунетти невольно ассоциировалась работа этого доктора.

— Добрый день, Гвидо, — он протянул руку комиссару. — Извини, тебе пришлось сюда тащиться. То немногое, что я узнал, можно было сказать и по телефону.

— Ничего, ничего, Этторе. Я так и так собирался прогуляться. Там мне все равно делать нечего, пока эти болваны из лаборатории не сделают отчет. А со вдовой разговаривать покамест рановато.

— Тогда позволь изложить все, что мне известно. — Доктор закрыл глаза и начал пересказывать по памяти. Брунетти, достав из кармана книжечку, записывал, — У него было превосходное здоровье. Не знай я, что ему семьдесят четыре, я дал бы ему лет на десять меньше — от силы шестьдесят, а то и пятьдесят с небольшим. Тонус мышц изумительный, наверное, благодаря гимнастике и общему хорошему состоянию организма. Никаких признаков болезни внутренних органов. Печень прекрасная — стало быть, никак не пьяница. Даже странно, в его-то годы. И не курил, хотя, видимо, в молодости покуривал, но бросил. Я так скажу, он протянул бы еще лет десять-двадцать. — Закончив, он открыл глаза и посмотрел на Брунетти.

— А причина смерти? — спросил комиссар.

— Цианистый калий. В кофе. По моим подсчетам, он принял дозу миллиграммов в тридцать, а убивает и меньшая, — доктор помолчал и добавил: — Я такого раньше и не видел. Потрясающий эффект. — Доктор умолк и погрузился в задумчивость, встревожившую Брунетти.

Выждав, он спросил:

— Это и впрямь так быстро, как об этом пишут?

— Да, думаю, именно так. Я же говорю — я раньше ничего подобного не видел. Читал только.

— Мгновенно?

Риццарди подумал, прежде чем ответить.

— Думаю, да — или почти мгновенно. Возможно, он успел почувствовать, что ему плохо, но мог подумать, что это удар или сердечный приступ. Во всяком случае, прежде, чем он понял, что с ним случилось, он был уже мертв.

— А от чего, собственно, человек умирает?

— Все отключается. Все органы мгновенно перестают работать: сердце, легкие, мозг.

— За несколько секунд?

— Да. За пять — ну, от силы десять.

— Тогда понятно, что они его вовсю использовали, — сказал Брунетти.

— Кто — они?

— Шпионы. В шпионских романах. Капсулы, спрятанные в дупле зуба.

Доктор хмыкнул. Наверное, ассоциации Брунетти показались ему странными.

— Н-да, действует быстро, что и говорить, но есть и другие яды, куда сильнее. — И, увидев вопросительно поднятые брови собеседника, поспешил объяснить. — Ботулин. Этого количества хватило бы, чтобы отравить половину Италии.

Большего из данной темы явно было не выжать, несмотря на очевидный энтузиазм доктора.

— Что-нибудь еще? — спросил Брунетти.

— Такое впечатление, что последние недели он от чего-то лечился. Не знаете, может, он простыл или там грипп подхватил или еще что-нибудь в этом духе?

— Нет, — Брунетти покачал головой. — Пока что у нас нет таких сведений. А что?

— Следы от инъекций. Никаких признаков злоупотребления наркотическими препаратами нет, так что, думаю, это были антибиотики или какие-нибудь витамины — словом, стандартный курс лечения. Вообще-то и следы эти настолько слабые, что, может, и не было никаких инъекций, просто синяки, и все.

— Но не наркотики?

— Нет, не похоже. Он легко мог бы сделать себе укол в правое бедро — он ведь был правша, — но ведь правше никак не уколоть себя ни в правое предплечье, ни в левую ягодицу, во всяком случае, в то место, где я обнаружил след. При том что здоровье у него, как я говорил уже, было отменное. Будь хоть какие-то признаки того, что он употреблял наркотики, уж я бы их нашел. — Он умолк, затем добавил: — Да и вообще я не уверен, что эти следы — на самом деле то, чем я их считаю. В отчете я их именую следами подкожных кровоизлияний.

По тону доктора Брунетти заключил, что тот не придает им особого значения и теперь жалеет уже, что упомянул о них.

— Еще что-нибудь?

— Больше ничего. Убийца, кто бы он ни был, украл у него еще как минимум десять лет жизни.

По своему обыкновению, Риццарди не выказал, а по-видимому, и не испытывал особого желания узнать, кто все-таки мог совершить это убийство. За все годы их знакомства Брунетти не услышал от доктора ни одного вопроса о преступнике. Иногда тот проявлял интерес, порой очень горячий, к какому-нибудь изощренному способу убийства, но казалось, ему совершенно все равно, кто совершил его и найдут ли убийцу.

— Спасибо, Этторе, — Брунетти пожал руку доктору. — Хотел бы я, чтобы наши в лаборатории так работали.

— Боюсь, для этого у них любопытства маловато, — ответил Риццарди, и Брунетти в очередной раз утвердился в своей уверенности, что этого человека ему не понять никогда.

На обратном пути он решил сойти с катера пораньше и зайти выяснить, может, Флавия Петрелли уже припомнила, что в последний вечер все-таки разговаривала с маэстро. Поддерживаемый ощущением, что нужно что-то делать, он сошел на набережной Фондаменте Нуова и направился в сторону госпиталя, стена к стене примыкающего к базилике Санти-Джованни-э-Паоло. Адрес, оставленный ему американкой, как и все венецианские официальные адреса, был практически бесполезен в городе, где у иных улиц с полдюжины разных названий, а дома нумеруются как бог на душу положит. Самое верное — это подойти к ближайшей церкви и расспросить кого-нибудь из живущих по соседству. Американку, наверное, найти будет нетрудно: обычно иностранцы предпочитают селиться в более фешенебельных районах, а не здесь, где крепко укоренился местный средний класс, а уж овладеть местным выговором так, словно ты тут родился, из них никому не под силу, кроме Бретт Линч.

У входа в церковь он спросил о доме, потом об американке, но женщина, к которой он обратился, понятия не имела ни о том, ни о другом, — но посоветовала ему пойти спросить Марию — так, будто всем известно, что это за Мария. Как выяснилось, названная Мария держит газетный ларек, что напротив школы, и уж если Мария не знает, где искать американку, значит, та живет не здесь.

Марию он нашел под мостом напротив базилики — седая женщина неопределенного возраста восседала внутри киоска и раскладывала газеты, словно гадалка — карты. Он протянул ей листок с адресом. Та улыбнулась:

— А, синьорина Линчи. — Мария ухитрилась произнести фамилию в два слога, как того требует итальянская фонетика. — Прямо по калле делла Теста, первый поворот направо, четвертый звонок, а заодно уж не занесет ли синьор ей газеты?

Брунетти без труда нашел искомую дверь. Имя было выгравировано на латунной пластинке возле звонка — потертой и потускневшей от времени. Он нажал на кнопку, и спустя мгновение голос из домофона поинтересовался, кто там. Так и подмывало ответить, что это служба доставки газет, но, удержавшись от искушения, он просто назвал свое имя и звание. Невидимый и неведомый собеседник ничего не ответил, однако дверь гостеприимно распахнулась. Единственная лестница располагалась справа от входа, и Брунетти пошел наверх, не без удовольствия подмечая впадины, вытершиеся в каменных ступенях за столетия. Ему нравилось, что уклон этих впадин поневоле заставляет идти точно по центру. Он миновал два пролета — второй этаж, еще два — третий. Пятый пролет оказался неожиданно широким, вместо прежних истертых мраморных ступенек лежали свежеотполированные плиты истрийского мрамора. Эту часть дома явно перестроили, причем совсем недавно.