Марина Серова - У вендетты длинные руки

– Кажется… А никаких скандалов в театре не было за последний год? Могли у Виноградова быть враги? Может, ему отдали чью-то роль или он какую-нибудь артистку попытался соблазнить у себя в гримерной?

– Нет, ничего такого я не слышал, но мыслишь ты правильно. Обязательно надо проверить его театральные связи. Вообще, насколько я знаю, в театрах всегда существует некая закулисная возня… Артисты – такой народ, что постоянно кто-то кем-то недоволен, кто-то кого-то подсиживает или подзуживает. Одним словом, творческие люди!

– Дедуль, как я все это проверю? Явлюсь в театр и спрошу у первого встречного о Виноградове? Кто со мной будет разговаривать?

– Зачем же первого встречного? Разве я тебе не сказал? Их главный режиссер – мой знакомый, Коноплев Викентий Самуилович. Объяснишь ему, что от меня, он с тобой побеседует и все расскажет о своей театральной братии. Хочешь, я ему прямо сейчас и позвоню?

Мы с дедом прошли в одну из наших гостиных, дед нашел в своем блокноте номер телефона театра и поднял трубку:

– Викентий Самуилович? Здравствуй, дорогой! Как твои творческие успехи?.. Понятно. А на личном фронте?..

Я стояла и слушала, как дед беседовал с главрежем. Очевидно, тому было что рассказать Арише, потому что дед сидел у аппарата довольно долго и только кивал головой да восклицал иногда:

– О!.. Да ну?.. Ого!.. Ну, надо же!.. Ай-ай-ай! Скажите на милость!..

Я терпеливо ждала. Наконец Викентий Самуилович изложил деду, похоже, все свои новости на его личном фронте за последние десять лет, потому что дед произнес долгожданную для меня фразу:

– А у меня, любезнейший, к тебе просьба…

Через полчаса я подъезжала к зданию театра на Театральной улице. Оно было новым, построенным относительно недавно. Большие стеклянные окна, поднимающиеся вверх от самого цоколя, просторное фойе. Уборщица, драившая полы, посмотрела на меня недовольно и строго спросила:

– Вам кого, гражданка?

Наверное, раньше она работала в милиции. Я объяснила, кто мне нужен, и женщина показала мне, где найти главрежа. Я тихонько зашла в зрительный зал. Там царила темнота, только сцена была ярко освещена. Шла репетиция. По сцене бегали какие-то люди, в одном из первых рядов в качестве зрителей сидели три человека. Я тихонько опустилась на крайнее место в предпоследнем ряду и стала наблюдать за актерами на сцене. Мне еще ни разу не доводилось присутствовать на репетиции, и я хотела посмотреть.

На сцене между тем разгорались нешуточные страсти. Одна дамочка кричала, простирая руки к какому-то пожилому мужчине:

– Отец! Пропал мой перстень, тот, что ты подарил мне на шестнадцатилетие. Мой первый перстень! – Она зарыдала.

Другой мужчина, молодой, тоже закричал, выбегая вперед:

– Я знаю, кто его похитил! Я его найду! Отец, позволь мне привести его сюда. Накажем вора!

Молодой убежал. Женщина истошно крикнула ему вслед:

– Только не убивай его, Антонио!

Тогда пожилой кивнул головой и закричал:

– Я сам его убью, Розалия! – и достал кинжал.

Женщина бросилась к пожилому и повисла у него на руках:

– Нет, нет, отец! Он невиновен. Обыщите чемодан служанки. А если вы убьете Марио, тогда убейте и меня!

В это время какой-то господин, сидевший вместе с двумя другими мужчинами в зрительном зале, вскочил и, хлопнув несколько раз в ладоши, закричал:

– Стоп! Стоп! Наташа! Ты опять путаешь текст! Не чемодан, а сундук! Это же семнадцатый век. И потом, ты опять слишком быстро подскочила к отцу! На тебе же будет пышное длинное платье, не забывай. Ты должна подойти к нему более плавно, как настоящая синьора!

С этими словами мужчина выскочил на сцену, подбежал к пожилому, остановился в трех шагах от него, потом плавно, грациозно приблизившись к нему, повис на его шее. Тот, в свою очередь, обнял подошедшего за голову и склонил ее на свою грудь. Освободившись из его объятий, мужчина из зала напал теперь и на пожилого:

– А вы, Петр Антонович, должны были кивнуть до того , как Антонио убежал! Вы – отец, кивнув, вы даете свое согласие привести сюда вора. А вы когда кивнули?

– Когда? – удивился пожилой.

– Да уже после того, как ваш сын убежал! – закипятился мужчина. – Кому вы даете согласие привести вора, если вашего сына уже нет?

– В каком смысле – нет?

– Нет – в смысле, рядом с вами! Убежал он, понимаете? Кивать надо до того , как Антонио рванет за вором! – Мужчина достал платок из кармана и стал вытирать им лоб. – Давайте сделаем перерыв на полчаса, а потом прогоним эту сцену еще раз. А ты, Наталья, в перерыве повтори текст. Спектакль на носу, а ты до сих пор слова путаешь!

Актеры начали расходиться. Мужчина сбежал по ступенькам и направился к выходу из зала. Тут я и перехватила его:

– Извините, мне нужен Викентий Самуилович…

– Я – Викентий Самуилович. А вы, простите, кто?

– Я внучка Аристарха Владиленовича. Он вам звонил…

– А! Да! Как же, помню. У меня есть полчаса. Кофе не хотите?

Мы с главрежем прошли в театральный буфет и сели за отдельный столик. Взяли по чашке кофе и по пирожному. Викентий Самуилович был человеком лет шестидесяти, невысоким, плотным, лысоватым. Он посмотрел на меня добрыми карими глазами и спросил:

– Так о чем вы хотели поговорить со мной?

– Викентий Самуилович, я хотела расспросить вас о недавно умершем артисте вашего театра, Виноградове.

– Да, да, такая потеря для театра! Такой артист! Такой человек! Ах, какая потеря! Какое несчастье!

Когда восклицания и ахи закончились, я спросила главрежа, как он мог бы охарактеризовать Виноградова.

– Как человека или как артиста? – уточнил он.

– Как человека.

Викентий Самуилович горестно покачал головой:

– О Валентине я могу сказать только хорошее, только хорошее! Он был порядочным человеком. На репетиции никогда не опаздывал, даже больной приходил, чтобы товарищей не подводить. Дружил он с Федором Мыльниковым. Не конфликтовал практически ни с кем и никогда. Знаете, артисты – они такой народ… Очень ранимый, чуть что не так – обижаются. Одним словом, творческие люди! – повторил он слова моего деда. – А Валентин умел вести себя так, что и сам никого не обижал, но и на шутки коллег тоже не обижался. А шутки у нас иной раз бывают недобрые…

– Ему никто… не завидовал?

– Вообще-то, если честно, завидовали. У Валентина ведь были все ведущие роли! А что? Он – высокий, видный. Колоритная фигура, я бы сказал. Вот Дедом Морозом его с удовольствием брали, да и у нас на елке тоже он дедморозил. С тех пор как артист Ермолаев на пенсию ушел – лучшего Деда Мороза, чем Валентин, найти было трудно.

– А вот я слышала, что Виноградов боялся всякой взрывотехники?

– Это да. Не то чтобы боялся, но как-то… опасался, что ли. Во всяком случае, не любил ее, это точно. Когда мы всем коллективом Новый год отмечали, у нас тоже всякая такая фигня была: фейерверки, петарды… Помню, кто-то из ребят Валентину пытался одну такую штуку дать, на, мол, пальни! Тот не взял, просто тихо отошел в сторону.