Сергей Высоцкий - Пропавшие среди живых

Администратор как-то странно дернулся, словно его свело судорогой.

— Завтра утром приходите в управление, на Литейный, четыре. В четыреста двенадцатую комнату. Пропуск вам будет заказан…

Валерий Фомич обреченно вздохнул, вынул из кармана белоснежный платок и медленно вытер им лоб. Лицо у него перекосило от страха. Он только прошептал:

— Ну вот… — поднялся и пошел к выходу.

«Ну и дела! — усмехнулся Константин Николаевич. — Пуганая ворона и куста боится!» Он не стал звонить жене в Москву, а поднялся к себе в номер и позвонил Корнилову.

— Валерий Фомич Морозов? — переспросил тот, выслушав Власова. — По нему давно тюрьма плачет. Хоть и проходит он у нас пострадавшим…

— Пострадавшим? — удивился Константин Николаевич.

— Ну да! У него ведь тоже «Волгу» украли!

Власов засмеялся.

— Бывают же совпадения! Решил, что я за ним слежу… А оказывается, мы с ним «коллеги»!

— С вашим коллегой мы завтра разберемся, — мрачно сказал Корнилов. — Сам не придет — попросим. Я почему на него внимание обратил — живет шикарно! Явно не по средствам. Между прочим, просил я и ребят из ОБХСС приглядеться к этому хлыщу…

Когда утром на следующий день Власов пришел в управление, около кабинета Корнилова уже расхаживал Валерий Фомич. Он подобострастно поклонился Власову, еле слышно прошептал: «Здравствуйте».

— Ну так что, допекли бедного администратора? — сказал, улыбаясь, Корнилов, когда Константин Николаевич вошел к нему в кабинет. — Он к нам спозаранку прибежал… Правда, без чемоданчика.

— Сам он себя допек… — ответил Власов. — Ушлый дядечка. Умелец. Девицу хотел мне подсунуть. Подловить. Не умер бы он с досады, когда узнает, что я не тот, за кого меня принял…

— Не умрет. Да мы ему пока и говорить не будем. Пусть себе думает что хочет. Ну что ж, побеседуем с Валерием Фомичом? — Корнилов вызвал секретаршу. — Пригласите гражданина Морозова.

Валерий Фомич вошел, щурясь от яркого солнечного света, и осторожно сел на предложенный Корниловым стул. С минуту все молчали, потом Валерий Фомич тихо спросил:

— Товарищ Корнилов, я ведь сам пришел… С повинной, — сказал и оглянулся на Власова.

— Ну что ж, гражданин Морозов, — ответил Игорь Васильевич и нажал клавиш магнитофона, — пришли, так рассказывайте. Лучше поздно, чем никогда…

— Но вы расцениваете мой приход как явку с повинной? — с надеждой спросил Морозов.

Власов понял: администратор очень боится, что ему скажут — какая же это явка с повинной, когда вас уже арестовать со дня на день собирались…

— Расцениваем, расцениваем, — сказал Корнилов. — Но учтите, многое зависит от того, насколько полно и чистосердечно вы расскажете о своем преступлении.

Валерий Фомич жалко улыбнулся:

— Повинную голову и меч не сечет…

— Вы что, торговаться к нам пришли? — рассердился Игорь Васильевич.

— Я, собственно, не знаю, с чего и начать… — тусклым голосом заговорил администратор. — В позапрошлом году на стадионе проводилось эстрадное представление «Живые шахматы», — решившись наконец, тихо начал он. — Меня попросили помочь… — Он поднял голову. Посмотрел на Корнилова.

— Рассказывайте, рассказывайте, — ободрил его Игорь Васильевич.

— Собственно, я взял очередной отпуск и оформился администратором на этом представлении. Его повторяли трижды. Времени на подготовку мало, театральные кассы отказались билеты распространять. Тогда я пригласил студентов. Из шахматной секции медицинского института. Сказал, что это дело важное. Пропаганда шахмат. И все пошло быстро…

— На общественных началах студенты билетики распространяли? — не то уточнил, не то спросил Корнилов.

Валерий Фомич потупился:

— Да, на общественных началах. Я только в ресторан их сводил. Заплатил по счету двести тридцать рублей. Это можно проверить. Они подтвердят. — Он вздохнул глубоко, словно перед прыжком в холодную воду. — Им причиталась зарплата. Пять процентов от общей выручки… За три представления больше десяти тысяч. Десять тысяч девятьсот. Ведомости на каждого я не составлял. Отчитывался расписками. Будто бы от имени председателя шахматной секции…

— Кому вы сдавали эти расписки? — быстро спросил Корнилов.

— В бухгалтерию городского шахматного клуба…

— И в прошлом году вы проводили эти игры?

— Да. Но только одно представление. Билеты распространяли студенты пединститута. Я заработал четыре тысячи. И еще на разнице в стоимости билетов четыре…

Власов сидел угрюмый и злой, слушая, как распинается о своих темных делишках Валерий Фомич. И признается, и одновременно страшится этих признаний, стараясь свалить все на обстоятельства, на случай. Наконец Константин Николаевич не выдержал:

— Что же у вас получается? Не помню, как родился, не видел, как состарился, не знаю, когда умру!

Валерий Фомич весь сжался, словно его ударили, а Корнилов посмотрел на Власова с укоризной.

В двенадцать часов он сказал:

— На сегодня хватит, Валерий Фомич. Продолжите рассказ завтра следователю. А мне еще вашу «Волгу» искать надо. На студенческие денежки ее приобрели?

Морозов кивнул, словно собирался заплакать.

— Вы подождите в приемной. Надеюсь, понимаете, что мы должны задержать вас?

Морозов опять кивнул и вышел сгорбившись.

— Вот шкура! — в сердцах сказал Игорь Васильевич, когда за ним закрылась дверь. — А ведь приходил ко мне сквалыжничать из-за пропавшей машины! Сейчас передам его в ОБХСС, пусть занимаются. Ревизию во Дворце культуры ведь по их просьбе делали…

Прошло, два дня после ареста шофера Лыткина по прозвищу Кошмарик. Дни эти не принесли особых новостей, и Корнилову временами казалось, что поиски не продвинулись ни на шаг. На допросах, которые вел следователь Красиков, Лыткин упорно отказывался говорить, откуда у него чистые бланки техпаспорта и техталона. А по поводу денег твердил одно — выиграл в карты у случайного знакомого. Оперативное наблюдение за «Звездными ночами» ничего не дало. Друзья Кошмарика туда больше не ходили. Белянчиков в управлении почти не появлялся. Он со своей группой пытался выяснить, кто эти друзья, все ли они, как Хилый, сослуживцы Лыткина.

Но на третий день события нахлынули, словно вода, прорвавшая в половодье плотину. Правда, до обеда тоже было спокойно. Корнилов успел даже выкроить время для разговора с Власовым, ходившим теперь в управление чуть ли не каждый день. Будто на службу.

В час, едва Игорь Васильевич собрался в буфет перекусить, позвонил Красиков. Перехватили записку, которую Кошмарик пытался передать на волю. Адресовалась записка жене, но была в ней такая фраза: «Скажи Хилому, что инфаркт мой в порядке. Долю пусть отдадут тебе». Допрошенная Клавдия Сергеевна Лыткина показала, что Хилый — приятель и сослуживец ее мужа, а что касается инфаркта, она ничего понять не может. Кошмарик никогда на сердце не жаловался… Лыткин загадал загадку, которую следовало разгадать.