Дик & Феликс Фрэнсис - Ноздря в ноздрю

Мое детство прошло верхом на пони и в окруже­нии лошадей, но я не разделил любви Тоби ко всему лошадиному. Более того, полагал оба конца лошади опасными, а середину — неудобной. Один конец ку­сается, другой — брыкается. И я так и не смог по­нять, почему на прогулку верхом необходимо от­правляться в ранние часы холодного дождливого ут­ра, когда нормальные люди крепко спят в мягкой, теплой постели.

Более тринадцати лет прошло с того дня, как по­лицейский позвонил в парадную дверь нашего дома, чтобы сообщить матери: то, что осталось от «Ягуара» отца (с водителем в кабине), идентифицировано как собственность мистера Джорджа Мортона, прожи­вающего в Ист-Хендреде.

К экзаменам я подготовился на совесть, чтобы не доставлять матери лишних волнений, и меня приняли в университет Суррея на химический фа­культет. Но тут моя жизнь совершенно перемени­лась, не из-за смерти отца.

Переменил ее год между окончанием школы и продолжением учебы.

Все закончилось тем, что я не поехал ни в Сур­рей, ни в какой другой университет. По намеченно­му плану собирался поработать шесть месяцев, что­бы на эти деньги еще шесть месяцев путешествовать по Ближнему Востоку. Меня определили посудомойкой-грузчиком-мальчиком-на-побегушках в за­городный паб-ресторан-отель, который располагал­ся в Оксфордшире, окнами выходил на Темзу и при­надлежал овдовевшей дальней родственнице матери. По-хорошему, должность мою следовало назвать «кухонный уборщик», по служебной иерархии она располагалась так низко, что дальняя родственница матери величала меня «временным помощником младшего менеджера». Слово «менеджер» подразу­мевает некий уровень ответственности. Я отвечал только за одно: каждое утро будить служанку, чтобы она разносила чай гостям в семи номерах на двоих. Поначалу для этого мне приходилось по пять минут барабанить в дверь ее спальни, пока она с неохотой не открывала. Но через пару недель задача моя существенно упростилась: требовалось лишь столкнуть девицу с кровати, которую мы начали делить.

Однако работа на ресторанной кухне, пусть и у раковины, пробудила во мне страсть к еде и ее при­готовлению. Очень скоро грязную посуду мыли дру­гие, а я начал проходить поварскую практику под пристальным взглядом Маргариты, вспыльчивой и не лезущей за ругательством в карман главной ку­харки. Термина «шеф-повар» она не признавала. За­являла, что она кухарит, а потому — кухарка.

Когда отведенные на работу шесть месяцев ис­текли, я остался на кухне. К тому времени уже дорос до звания заместителя Маргариты и мог приготовить все, от закуски до десерта. Во второй половине дня, когда остальная обслуга спала, я экспериментировал с ароматами, тратя большую часть жалованья на по­купку ингредиентов на фермерском рынке в Уитни.

Поздней весной я написал письмо в университет Суррея с просьбой разрешить мне начать учебу еще через год. Мне не отказали, но, думаю, я тогда уже знал, что мир лабораторных занятий, лекций и се­минаров не для меня. Курс моей жизни окончатель­но определился в октябре того же года, когда Марга­рита переборщила с ругательствами в адрес дальней родственницы моей матери и получила расчет. И за четыре дня до того, как мне исполнился двадцать один год, я получил кухню в свое полное распоря­жение и поставил перед собой цель стать самым мо­лодым шеф-поваром, отмеченным звездой «Мишлена» [7] «Мишлен» — самый авторитетный ресторанный справочник Европы. .

Следующие четыре года заведение процветало, а моя уверенность в себе росла столь же стремитель­но, как и репутация ресторана. Однако с течением времени я начал все отчетливее понимать, что бан­ковский счет дальней родственницы моей матери растет гораздо быстрее, чем мой. Когда я затронул эту щекотливую тему, она заявила, что у меня нет чувства верности. Дальше — больше, и вскоре я уз­нал, что она, не сказав мне ни слова, продала свое дело небольшой национальной гостиничной сети. Внезапно я обнаружил, что у меня новый босс, ко­торый хочет что-то менять на моей кухне. Родствен­ница моей матери также не предупредила покупате­лей, что контракта со мной у нее нет, поэтому я со­брал чемоданы и уехал.

Чтобы решить, как жить дальше, вернулся домой и какое-то время готовил обеды для гостей, которых принимала моя мать. Она удивлялась, что мне это под силу, хотя и читала о моих достижениях в газе­тах, в частности о звезде «Мишлена».

— Но, дорогой, — оправдывалась она, — я не ве­рю тому, что написано в газете.

На одном из таких обедов меня познакомили с Марком Уинсамом. Марк, мужчина лет тридцати с небольшим, сделал состояние на мобильной связи. Я присоединился к гостям за кофе. Он как раз рассказывал, что его проблема — найти хорошие воз­можности для инвестирования. Я шутливо предло­жил, что он может вложить деньги в меня, помочь мне обзавестись собственным рестораном. Марк не рассмеялся, даже не улыбнулся.

— Хорошо, — ответил он. — Я все финансирую, а вы получаете полный контроль. Прибыль разделим поровну.

Я остался сидеть с открытым ртом. И только много позже узнал, что он донимал мою мать прось­бами организовать нашу встречу, чтобы он смог об­ратиться ко мне с таким предложением. И я попро­сту угодил в расставленные силки.

Вот так шестью годами раньше я обосновался в «Торбе», ресторане, купленном на деньги Марка и расположенном на окраине Ньюмаркета. Я не ста­вил перед собой цель открыть ресторан именно в этом городе, но первое подходящее помещение на­шлось здесь, а близость одного из главных ипподро­мов страны стала всего лишь премией.

Поначалу дела шли ни шатко ни валко, но вы­ездные обеды и ленчи во время скачек сделали свое дело, обо мне заговорили, и вскоре свободные места в зале исчезли. Чтобы попасть в ресторан в будний день, столик заказывали за неделю, на уик-энд — за месяц. Жена одного известного тренера оставляла мне залог с тем, чтобы каждую субботу в течение го­да для нее резервировался столик на шестерых, за исключением двух недель в январе, когда они уезжа­ли на Барбадос.

«Проще отменить заказ, чем каждый раз заказы­вать столик», — говорила она, но отменяла редко. Куда чаще за ее столик садились восемь, а то и де­сять человек.

В кармане зазвонил мобильник.

— Алло.

— Макс, тебе лучше приехать в ресторан. — произнес голос Карла. — Управление контроля уже прибыло.

— Она сказала, что мы встретимся на ипподро­ме, — ответил я.

— Я вижу двух мужчин.

— Скажи им, пусть приедут сюда.

— Не думаю, что они согласятся. Похоже, кто-то умер, и они опечатывают кухню.

Они действительно опечатывали кухню. К моему приезду уже успели оклеить лентой все окна и те­перь навешивали замки на двери и дверцы.