Виктор Мясников - Историческая беллетристика - спрос и предложение

Историческая беллетристика и сама творит мифы, насаждает шаблонные представления. Ну кто из читателей «Трех мушкетеров» поверит, что кардинал Ришелье был великим государственным деятелем? Впрочем, в русской литературе исторический роман долгое время служил делу просвещения. Он обязан был содержать историческую правду, и ничего, кроме правды. Естественно, в понимании автора, жестко ориентированного на научные знания и/или общепринятые представления. Скажем, Стенька Разин обязан утопить персидскую княжну. А вот с какой присказкой он это сделал и по какой причине, тут уже на усмотрение автора, точнее, в соответствии с художественной правдой образа казачьего атамана. Поэтому исторический русский роман всегда находился в русле мейнстрима и служил прекрасным дополнением к учебнику истории. В таком произведении всегда давалась широкая картина жизни всех слоев общества, подробно описывались быт и нравы, язык приобретал старинную тяжеловесность, а широко известные события обрастали художественными подробностями. Он обязательно был патриотичен и идеологичен.

Пример Александра Дюма, выковыривавшего изюм занимательности из пресной булки истории, как-то не увлекал. Каноны нарушил Валентин Пикуль, хотя ему так и не удалось стать настоящим «русским Дюма». Он не сумел создать культового героя вроде д'Артаньяна или графа Монте-Кристо. Его «маленькие люди» не рисковали связываться с крупными историческими личностями и влиять на события государственного масштаба. Он не пожелал полностью порвать с традицией. Манипулируя историческими событиями, Пикуль все же придерживался определенных рамок. Тем не менее его можно считать основоположником русской фольк-хистори, массовой исторической беллетристики, рассчитанной на читателя, ищущего развлечения.

Фольк-хистори — явление многогранное. Тут есть и бульварный авантюрный роман, и салонный, и житийно-монархический, и патриотический, и ретро-детектив. Как положено масскульту, все они подразумевают негласный договор автора с читателем. То есть все читательские ожидания должны быть удовлетворены, финал предсказуем, исторические сплетни и анекдоты обязательно пересказаны, а нагрузка на мозги минимальна. Исторический антураж в пределах банальной эрудиции.

Прямые наследники традиционной отечественной исторической романистики — патриотические и житийно-монархические романы. Они солидно объемисты, вплоть до многотомья-многопудья, неторопливы, державны и соборны. Зачастую сбиваются в плотные тематические косяки-серии: «Рюриковичи», «Романовы», «Великие полководцы», «Слава», «Русская Америка» и тому подобное. Они греют душу истинного патриота и обстоятельным внешним видом — суперобложка, капитальный переплет, — и содержанием. Наши люди, в противовес зарубежным хищникам, несут добро и свет просвещения нецивилизованным народам, хотят дружить, обустраивать земли и преумножать славу России. Моральный облик, как у строителей коммунизма. Встречаются, конечно, отдельные отщепенцы, так их в железа куют или вообще живота лишают. В романе А. Кудри «Правитель Аляски» именно так все и обстоит. Прославленный герой рок-оперы Резанов отнюдь не «куртизанит всякий день», как он сообщал в своих письмах, губернаторскую дочку, а относится к ней с трепетным умилением. Сам же правитель Аляски Александр Баранов больше озабочен строительством поселений, чем добычей мехов для акционеров Российско-Американской компании. Хотя по мере чтения начинаешь понимать, что Аляска вовсе не была частью империи, а лишь заморской колонией. И все ее освоение сводилось к вывозу пушнины. Но греет сердце патриота мысль, что земелька-то Алясочка нашей была искони, уж тут-то мы вашингтонским ястребам нос утирали.

Житийно-монархический роман бурно расцвел в период ельцинского правления. Первый президент России и сам любил в монархические игрушки поиграть. Возродил царские ордена с крестами на шею, звездами на грудь и лентами через плечо, учредил разрядную табель окладов госчиновников, вместо «руки КГБ» привил идиому «государево око». А уж какая была эпопея с царскими останками! Все монархическое и аристократическое быстро вошло в моду. Даже на самом демократическом канале НТВ всерьез обсуждали возможность восстановления монархии в России. Как тут было не появиться житиям царственных мучеников, героев Белой гвардии и прочих особ высокого положения?

Самыми популярными персонажами, естественно, стали члены императорской фамилии, погубленные большевиками. Как положено, жизнь их была полна святости, кротости и чистой любви ко всем. Замечательным образцом житийно-монархической прозы является двухтомный роман Е. Иванова «Божией милостию Мы, Николай Вторый…» (серия «Романовы. Династия в романах» — М., «Армада», 1998). Это воистину верноподданническое произведение написано с замирающим от искреннего восторга сердцем. Так же должно и читаться — с наворачивающейся слезой. Потому что Его Императорское Величество Царь Николай Вторый был человек душевный, мягкий, богобоязненный и с лучистыми голубыми глазами. Императорская Жена Аликс тоже была Голубка и Ангел Божий и обожала своего Царя. Их Друг Григорий, мудрый мужичок, беззаветно любил Их обоих. А все вместе Они постоянно любили русский народ, самозабвенно молились за него и воевали с немцами. А немцы подкупили русских пролетариев, керенских, гучковых, милюковых, буржуев, журналистов, интеллигентов и всех остальных. А подлые аристократы и великие князья с бездарными генералами специально проиграли войну, разорили страну, возбудили мужичков и выгнали Царя из Ставки. Рабочим платили по три рубля за каждый день забастовки, поэтому они совсем бросили работу. Так называемые деятели искусств пресловутого серебряного века на потребу высшему свету фабриковали порнографию и прочий декаданс. Кругом творились оргии, сплетни, воровство и агитация. Только Царская Семья сохраняла атмосферу любви и благообразия, непрестанно молясь о спасении Своей страны. Но все Их предали, все…

Законы житийно-монархического жанра от перемены персонажей не меняются. Если вместо государя императора взять генерального секретаря ЦК КПСС, результат будет тот же. Вот вышедший в серии «Вожди в романах» того же издательства «Армада» роман Петра Проскурина «Число зверя». Автор широко известен, его роман о Брежневе — несколько меньше. Генсек выписан с ностальгическим сочувствием. Это добрейший человек, любящий отец, которого постоянно расстраивают пьющая дочь и вороватый сын. С одной стороны, им манипулирует Суслов, с другой — еврей Андропов. Вообще нехорошие русофобы со времен Троцкого планомерно ведут Россию к гибели, разводят диссидентщину и разрушают великий Советский Союз. Правда, появился кружок русских патриотов, мечтающих о возрождении монархии. Покровительствует им прима академического театра, молодая красавица, любовница самого Брежнева, хранительница уникального царского бриллианта. Но подругу Генсека увел преступный красавчик. Спецслужбы ее за это убили, а бриллиант украли. Они бы и с красавчиком разделались, но добрый дедушка Брежнев его отпустил. Действие романа, крепко наперченного антисемитизмом и мистикой, протекает в среде коммунистической элиты, в особняках академиков и народных артисток, обвешанных уникальными драгоценностями, подпольных княгинь и восторженной прислуги. И никаких колхозников или уральских работяг, рыщущих в поисках магазина, отоваривающего талоны на колбасу. Никаких анекдотов про нашего дорогого Леонида Ильича. Все душевно, серьезно и на высоком уровне. И все здесь как в побасенке про большую белую таблетку, которую доктор переломил о колено. «Вот эта половина от головы, а эта от поноса. Смотри не перепутай». Для того, чтобы читатель не перепутал, книги разведены по сериям. Для одного — «Романовы», для другого «Вожди». Доктору все ожидания пациента, пардон, читателя, хорошо известны. Главное — не перепутать.