Андерс Рослунд - Изверг

Он старался думать о Мари, но не получалось.

Она не хотела оставаться в его мыслях. Ускользала. Ее лицо — как в тумане, ее голос, он его не слышал, не помнил, как он звучал.

В дверь постучали.

В замке повернулся ключ. Вошел мужчина в форме охранника. Вроде бы знакомый, Фредрик видел его раньше, только вот где?

— Прошу прощения, я ошибся.

Охранник быстро огляделся и шагнул к выходу.

Фредрик напряг память. Знакомый. А может, и нет.

— Постойте!

Охранник обернулся:

— Да?

— Что вы хотели?

— Ничего. Я ошибся дверью.

— Я вас знаю. Кто вы?

Охранник медлил. Несколько месяцев он пытался подавить чувство вины, и теперь оно нахлынуло вновь.

— Меня зовут Леннарт Оскарссон. Я начальник одного из здешних отделений. Так называемого отстойника. Это одно из двух отделений, где содержатся сексуальные преступники.

По телевизору. В интервью. Вот где Фредрик видел его.

— Это ваша вина.

— Я отвечал за него. Я дал добро на перевозку в больницу, и он сбежал.

— Это ваша вина.

Леннарт Оскарссон смотрел на человека, который сидел в метре-другом от него. И думал о времени, минувшем с тех пор, как Лунд совершил побег, с тех пор, как отец, сейчас винивший его, потерял свою дочь. Уже тогда Оскарссон носил в себе чувство вины — его измена Марии, чувства к Нильсу, он пытался любить обоих, но все провалилось. Потом Лунд и девочка, изрезанная, лежащая под елкой, — казалось, чувство вины уже переполнило чашу; Мария, и Нильс, и Бернт Лунд, и Мари Стеффанссон, и Фредрик Стеффанссон преследовали его днем и ночью, он прятался, лежал в постели, не смел встать.

— Я много говорил о вас с одним коллегой. С коллегой, которому доверяю. Фактически мы вместе живем. Я всегда его слушаю. И мы одного мнения. Лунд сидел здесь, но мы обеспечивали ему весь возможный уход. Испробовали все существующие формы терапии.

Леннарт Оскарссон по-прежнему стоял в дверях. Они ровесники. На лбу у него выступил пот, волосы взмокли.

— Я очень сожалею о случившемся. Но теперь мне надо идти.

— Это ваша вина.

Леннарт Оскарссон протянул руку:

— Желаю удачи.

Фредрик посмотрел на его руку, но не пожал.

— Опустите руку. Я не стану ее пожимать.

Слова Фредрика — как пощечина, Оскарссон сник, тяжело задышал, умоляюще глядя на него.

Рука по-прежнему висела в воздухе. И дрожала. Фредрик отвернулся.

Леннарт Оскарссон подождал, потом на мгновение положил руку на плечо Фредрика, закрыл дверь и запер ее за собой.

Сразу после обеда дождь кончился, единственный звук, который он слышал, стук по оконному стеклу, прекратился чуть ли не внезапно. Много дней подряд лило не переставая, и вдруг тишина, пустая тишина. Он подошел к окну, посмотрел на небо, у горизонта уже посветлело, ближе к вечеру, наверное, прояснится.

В ожидании он просидел на стуле еще шесть часов. Мимо демонстрантов у ворот они проехали утром, а когда два охранника отперли дверь и вошли, день уже клонился к вечеру. Эти здоровяки с дубинками и властной походкой, похоже, не впервые забирали новичков и знали, что теперь-то и нужно показать, кто тут главный, внушить уважение. Один, в очках с синей оправой, держал в руке несколько бумажек, перелистал их, коротко прочел:

— Стеффанссон. Это ваше имя?

— Да.

— Так вот. Сейчас мы отведем вас в отделение.

Фредрик по-прежнему сидел.

— Слушайте, я просидел здесь семь часов.

— Ну и что?

— Почему?

— Так вышло.

— Вы хотите мне что-то сообщить?

— Вы о чем?

— Мне поэтому пришлось так долго ждать?

— Ничего особенного тут нет. Так вышло, и всё.

Фредрик вздохнул. Встал, приготовился.

— Куда пойдем?

— В ваше отделение.

— Что это за отделение?

— Обычное отделение.

— Что за народ там сидит?

Охранник решил сохранять спокойствие. Обвел взглядом стерильное помещение — голые стены, койка без белья, стул, теперь пустой.

— Слишком много вопросов.

— Я хочу знать.

— Что вы хотите услышать? Отделение общего режима. Те, кто там сидит, совершали все преступления, какие только можно совершить. Кроме сексуальных. Для этого у нас есть специальное отделение. — Он умолк, развел руками. — Вы, похоже, еще не поняли, Стеффанссон. Теперь это ваш дом. А остальные вроде как друзья.

Они медленно шли по подвальному коридору. Фредрик глядел на разрисованные стены — терапевтическая работа заключенных, бездарные рисунки без смысла. Прошли через три запертые двери, возле каждой повторялся один и тот же ритуал: охранник смотрит в камеру слежения, дверь щелкает, когда ее отпирают откуда-то из дежурки, охранник снова кивает в камеру, вроде благодарит. Фредрик считал шаги, коридор длинный, не меньше четырехсот метров. Навстречу попадались другие заключенные, в сопровождении других конвоиров, кивали ему, он кивал в ответ. Последний поворот, белые стрелки на стене с пометкой Отд. X. Вот, значит, как оно называется, его отделение.

Вверх по двум лестничным маршам. Снова запертая дверь. Табличка Отд. X, теперь уже на двери.

Сильно пахнет едой. Чем-то жареным. Салакой, что ли? Конвоир, открывший дверь, заметил, что он повел носом.

— Только что был ужин. Вам потом принесут.

Впереди тянулся неприглядный коридор.

В самом начале — комната с телевизором, где несколько зэков, полулежа на диване, играли в карты. Дальше — узкий проход с камерами, большинство дверей приоткрыты. Потом небольшое помещение со столом для пинг-понга.

— Вам дальше. Почти в самый конец. Камера номер четырнадцать.

Картежники подняли головы, когда он проходил мимо. Один — смуглый, в шрамах, с золотой цепочкой — совсем недавно громко разговаривал, а теперь уставился на него. Рядом с ним здоровенный детина с бритой головой, на вид вроде культуриста. Напротив — иностранец, маленький, чернявый, с усами, турок или, может, грек. В углу — худой, костлявый мужик, сразу видно, наркоман.

Он вошел в открытую пустую камеру. Размером чуть больше, чем в СИЗО. В остальном такая же. Койка, стол, стул, узкий шкаф, рукомойник. Зарешеченное окно, вид на стену тюрьмы. Бледно-зеленые стены, желтый, как моча, потолок. Он сел на незастланную койку. В ногах одеяло и простыня, в изголовье подушка без наволочки.

Он поступил так же, как утром в камере СИЗО, выпустил боль, хлопнул ладонью по стене и громко захохотал.

— В чем дело?

— Ни в чем.

Охранник теребил очки в синей оправе.

— Вы смеетесь.

— А что, нельзя?

— Я подумал, у вас нервный срыв.

Фредрик взял одеяло и простыню, застелил кровать. Ему хотелось отдохнуть. Хотелось закрыть дверь и смотреть в потолок.

— Пожалуй, вы отчасти правы.

Фредрик взглянул на охранника, а тот продолжал:

— Вы действительно долго сидели в приемной. Может, хотите принять душ? Я принесу полотенце.