Майнет Уолтерс - Разрушитель

— Ммм… — Карпентер задумался. — А ткань легко застревает между камней?

Ингрем пожал плечами:

— Застрять может все, что угодно, особенно если понравится крабу.

— Ммм… — вновь подал голос Карпентер. — Хорошо. Но где же рюкзак?

— Это только догадка, сэр, притом очень туманная, — произнес Ингрем, вставая.

— Я слушаю.

— Ну ладно, хорошо. Я ломал голову над этой шарадой много дней. Очевидно, что он не хотел оставить его где-то возле полицейского или же отнес его к лодочной стоянке в воскресенье. К тому же рюкзака не было в лодке, когда там шел обыск. Его нигде не нашли. Значит, в нем находятся улики против Хардинга, и ему нужно было освободиться от него.

— Думаю, ты прав, — кивнул Карпентер. — Хардинг хотел, чтобы мы поверили, будто у него был черный рюкзак, который мы нашли в лодке, а сержант из Дартмута сказал, что рюкзак на видеокассете — зеленого цвета. Так что же он сделал с ним, а? Что же он пытается спрятать?

— Зависит от того, насколько содержимое рюкзака представляет ценность для Хардинга. Если бы оно не представляло ценности, он выбросил бы его в океан на обратном пути в Лимингтон. А если бы представляло ценность, то он бы оставил его где-нибудь в доступном, но не слишком видном месте. — Ингрем прикрыл глаза от солнца и указал в сторону склона за своей спиной: — Вон там был оползень. Я заметил, потому что он находится левее того места, где Хардинг появился перед мисс Дженнер, как сказала она. Глина, как всем известно, неустойчива, именно поэтому скалы и опасны, о чем специально предупреждают. А мне кажется, что этот оползень появился совсем недавно.

Карпентер проследил за его взглядом.

— Думаешь, рюкзак под ним?

— Скажем так, сэр, не представляю себе более быстрого и удобного способа спрятать что-нибудь, чем просто вызвать оползень и завалить то, что нужно спрятать. Это совсем нетрудно сделать. Всего-то нужно толкнуть неустойчивый камень, и вот, пожалуйста, вниз сползет все, что хотите, заваливая то, что нужно спрятать. Никто и не заметит. Такие оползни случаются каждый день. Братья Спендер вызвали такой оползень, когда уронили бинокль отца. Ничего не могу с собой поделать, но мне кажется, что Хардинг у них и позаимствовал эту идею.

— Хочешь сказать, он сделал это в воскресенье?

Ингрем кивнул:

— И вернулся сегодня утром проверить, все ли в целости и сохранности.

— Подозреваю, сэр, он вернулся, чтобы забрать рюкзак, — встрял констебль.

Карпентер бросил сердитый взгляд на констебля:

— Тогда почему он не нес его, ведь ты же увидел Хардинга без рюкзака!

— Потому что глина высохла на солнцепеке и уплотнилась. Думаю, он собирался поискать лопату, когда случайно наткнулся на мисс Дженнер.

— Это твое самое лучшее соображение?

— Да, сэр.

— Ты просто заядлый любитель предполагать, маньяк предположений, так ведь, парень? — Карпентер нахмурился еще больше. — Инспектор Гелбрайт уже обрыскал половину Гемпшира только на основании твоих предположений, которые ты послал по факсу прошлой ночью.

— Но это еще не делает их неправильными, сэр.

— Но это также не делает еще их правильными. Целая бригада в понедельник перевернула здесь все до основания, но не нашли ничего.

Ингрем резко повернулся в сторону еще одного залива.

— Они искали в Эгмонт-Байт, сэр, и надо отметить, никто не поинтересовался передвижениями Стивена Хардинга в то время.

— Ммм… Эти поисковые бригады стоят денег, парень, и мне бы хотелось иметь больше уверенности до того, как я буду тратить деньги налогоплательщиков на какие-то догадки. — Карпентер взглянул на море. — Могу понять, что он вернулся на место преступления, чтобы снять напряжение, это соответствует психологии человека, но ты говоришь, что его это не интересовало.

Ингрем не говорил ничего подобного, но не собирался спорить. И ему было известно, что старший офицер всегда прав. Возможно, это именно то, зачем вернулся Хардинг. Его собственная теория относительно оползня стала выглядеть ужасающе незначительной на фоне величия торжества психопата на месте преступления.

— Итак? — потребовал Карпентер.

Констебль смущенно улыбнулся.

— Я захватил лопату, сэр, — сказал он. — Она у меня в багажнике джипа.

Гелбрайт встал и подошел к окну с видом на дорогу. Толпа, собравшаяся там раньше, растворилась, хотя на тротуаре еще продолжали сплетничать две пожилые женщины, время от времени поглядывая в сторону коттеджа Лангтон. Он молча наблюдал за ними какое-то время, завидуя обыденности их жизни. Разве часто им приходилось узнавать грязные маленькие тайны подозреваемых в убийстве? Порой, выслушивая исповедь таких людей, как Самнер, он представлял себя в роли священника, оказывающего нечто вроде благодеяния тем, что просто слушал их, но у него не было ни полномочий, ни желания отпускать грехи.

Он повернулся к Самнеру:

— Итак, ваш брак можно назвать в некотором роде сексуальным рабством? Кейт так отчаянно стремилась к тому, чтобы ее дочь росла в условиях полного достатка и защиты, что никогда не думала стать жертвой шантажа собственного мужа?

— Я говорил, что она могла бы сделать это, а не то, что она делала это или что я просил ее об этом. — Во взгляде Самнера промелькнул скрытый триумф, словно он наконец-то подошел к интересующей его важной теме. — Для вас не существует середины, правда? Полчаса назад вы считали меня кретином, поскольку думали, что Кейт вынудила меня жениться на ней. А сейчас обвиняете меня в сексуальном рабстве, потому что я устал от ее лжи и очень мягко сказал, что знаю правду о Ханне. Зачем бы я стал покупать ей этот дом, если она не имела права на собственное мнение в наших отношениях? Вы же сами говорили, что мне лучше жилось в Чичестере.

— Не знаю. Расскажите.

— Потому что я любил ее.

Гелбрайт раздраженно покачал головой:

— Вы же называли ваш брак военной зоной, а теперь ждете, что я смогу проглотить этот вздор? Какова же истинная причина?

— Это и была истинная причина. Я любил свою жену, давал ей все, что она хотела.

— И в то же время шантажировали ее тем, что заставляли выполнять все, что хотели?

Атмосфера в комнате накалялась. Карпентер чувствовал, что сам становится жестоким, реагируя на жестокость отношений Кейт и Уильяма. Его преследовали воспоминания о крошечной беременной женщине на столе патологоанатома, а также о ее руке, которую поднял доктор Уорнер и покачал ею для того, чтобы убедительно продемонстрировать, что все пальцы сломаны. Резкий звук сломанных костей навязчиво звучал у него в голове, ему постоянно снились покойницкие.

— Понимаете, никак не могу решить, любили вы ее или ненавидели. А может, всего понемногу? Отношения любовь — ненависть, которые так плачевно закончились?