Валерия Вербинина - Самый лучший вечер (сборник)

– Вы ведете следствие? Скажите, каковы предварительные результаты?

Садовников кашлянул и приосанился.

– Произошло убийство, мы собираем сведения.

Лейтенант двинулся к милицейской машине, но журналистка не отставала.

– Убийство заказное? – напирала она.

– У нас нет в этом никаких сомнений.

Последние слова долетели до слуха Елены на пороге кухни. Отчего-то ей не хотелось встречаться с Кошкиным, и она старалась не заходить в комнаты. Однако на кухне она столкнулась с Алексеем, который, держась за сердце, искал что-то в шкафчике, где находилась аптечка с лекарствами. Таким Елена мужа никогда не видела.

– Алексей! – вырвалось у нее.

– Они знают, Лена, – вместо ответа просипел бизнесмен. – Они что-то знают.

– Боже мой, Леша, что они могут знать?

– Ну не знают, так подозревают! Какая разница!

– Леша, успокойся, пожалуйста. Ничего ведь еще не произошло.

– Я же говорил тебе! – теперь Алексей почти кричал. – Предупреждал, что ничего не получится!

Он в ярости шагнул к ней:

– Ты хоть представляешь себе, в какое дерьмо мы вляпались по твоей милости?

– Леша, но… – Гордость подсказала Елене, что сейчас самое удобное – искренне возмутиться. И она перешла в наступление: – Я ни в чем не виновата! Почему ты кричишь на меня?

– Не виновата, значит? – Лицо Алексея перекосилось от бешенства. – А кто же тогда виноват, а? Кто придумал этот дурацкий вечер встречи? Кого, скажи мне, кого ты рассчитывала обмануть?

– Леша, перестань! – Елена почти плакала. – Я же хотела как лучше! Я ведь старалась только для тебя!

Но муж не слушал ее, нервно ходил по кухне, в отчаянии хватаясь за голову.

– Зачем, зачем я согласился с тобой? Боже мой! Я ведь мог попросить отсрочку! А теперь все пропало! Нас подозревают в убийстве! Ты хоть понимаешь, что это значит?

– В убийстве? – пролепетала Елена. – Леша, этого не может быть!

– Оставь меня!

Алексей отшатнулся. Ты… ты… – Он почти шипел. – Меня от тебя тошнит, понятно? От тебя и от твоих никчемных, дурацких идей!

С опозданием подняв голову, Свиридов заметил, что в дверях стоит Лариса, которая с острым любопытством прислушивается к каждому их слову.

– Я вам не помешала? – со змеиной вкрадчивостью произнесла Обельченко.

Лица супругов Свиридовых говорили сами за себя.

Олег Петрович Кошкин размышлял.

Кого вызвать следующим, кого? Кто может дать ему ниточку к тому, что же на самом деле произошло в этой красивой, богатой, внушающей зависть квартире? Он вспомнил лица участников вечеринки, их глаза, полные у кого паники, а у кого деланого безразличия. Попробовать, что ли, побеседовать с женщинами? Они от природы более разговорчивы и с ним, Кошкиным, почему-то легко идут на контакт. Но сейчас дамы охвачены ужасом, еще переживают произошедшее, и вряд ли от них будет большой толк как от свидетелей. Значит, надо вызвать мужчину. Кого? Усатого одноклассника с желчным лицом и складками возле рта? Или малого с цепким взглядом, кажется, журналиста? Но капитан не любил журналистов, и на то у него были свои причины.

Нет, сказал он себе, нужен кто-то, кто не побоится подробно рассказать обо всех присутствующих, кто-то, стоящий как бы в стороне от них. И в памяти Кошкина всплыло умное загорелое лицо, аккуратный, хоть и не слишком шикарный, костюм. Мужчина сидел отдельно, вспомнил капитан, и только поглядывал с сочувствием на рыдающую полную женщину, которая, похоже, совсем недавно родила. Все остальные собирались в группы, жались друг к другу, а этот…

– Федя! Позови-ка сюда того, знаешь, загорелого… Из комнаты, где свидетели сидят.

Человек, которого Кошкин пожелал увидеть, явился через минуту. Держался он спокойно и уверенно, и капитану его манера понравилась. Он уже устал от всплесков чужих эмоций. К тому же и день сегодня выдался не самый простой.

– Ваше имя?

– Рубинштейн Лев Самойлович, – представился мужчина и протянул Кошкину свой паспорт. Затем добавил все с тем же спокойствием, которое, кажется, мало что могло нарушить: – На всякий случай хочу отметить, что я являюсь гражданином иностранного государства и мой допрос должен быть согласован с консульством.

В лице Кошкина не дрогнул ни единый мускул.

– Это не допрос, Лев Самойлович, – мягко сказал он, откладывая бумаги в сторону, – а просто дружеская беседа.

– В самом деле?

– Мне просто хотелось бы услышать внятный рассказ о том, что произошло на сегодняшнем несчастном вечере встречи, после чего я сразу же вас отпущу, – пояснил Кошкин. И, словно считая дело решенным, развернул паспорт. – Значит, вы бразилец?

– Гражданин Бразилии, – довольно сухо поправил Рубинштейн. Но все же сел, что означало согласие на беседу.

– Тогда давайте перейдем к делу, – кивнул Кошкин, возвращая ему паспорт. – Когда именно вы появились в квартире?

Лев вздохнул.

– Так получилось, что я приехал раньше назначенного часа. Самолет почему-то приземлился вовремя, – с улыбкой заметил он.

– Насколько мне известно, первыми прибыли Марина Завойская с мужем. А вы…

– Да, верно, – подтвердил собеседник. – Я приехал сразу же после них.

– Вот с этого момента давайте поподробнее, пожалуйста, – тихо попросил Кошкин.

Лев пожал плечами, как бы показывая, что ему нечего скрывать. Итак, он прилетел в Москву и сразу же отправился к Свиридовым. По дороге купил хозяйке огромный букет цветов, потому что… Словом, ее приглашение его тронуло. И вообще, ему хотелось сделать Елене приятное.

Он говорил – и словно вновь переносился в пятый час вечера, когда все еще начиналось…

– Прекрасная Елена, ты ли это? – весело спросил Лев, целуя руку хозяйке.

– Лева! – Елена рассмеялась и тряхнула головой так, что затанцевали бриллиантовые сережки в ушах. – Ну надо же! Вот так сюрприз! Все-таки ты сумел выбраться?

– С трудом успел на самолет, – важно объявил Рубинштейн.

– Ну и как там тебе, в Бразилии? – Она говорила, а глаза уже осмотрели и взвесили на невидимых, но очень чувствительных денежных весах стоимость его простого костюма и стареньких часов – талисмана, который Лев носил уже много лет, не снимая. – Я еле-еле смогла тебя разыскать! Хорошо хоть, твоя бабушка дала мне номер твоего телефона.

– В Бразилии все прекрасно, Леночка, и по-прежнему много диких обезьян, – поддерживая принятый шутливый тон, объявил Лев. – Ой, ничего, что я по старой памяти тебя называю так фамильярно? Может, надо Елена Сергеевна?

– Ну что ты, Лева, ей-богу… – пожурила его хозяйка. – Все-таки в одном классе учились, неловко даже.

– Да… Странная штука память. – Лев вздохнул. – Я ведь школу терпеть не мог, а теперь почему-то вспоминается только хорошее.