Питер Мэй - Поджигатель

— Ну конечно. Вас ведь помощь иностранки унижает.

— Во всяком случае, она мне не нужна. — Старший инспектор бросил на пассажирку неприязненный взгляд.

— Отлично! И сколько времени вы возились бы с установлением личности Чао Хэна?

— Не больше, чем потребовалось бы. — Голос Ли звучал спокойно и ровно.

— То есть месяца полтора, при этом считая, что имеете дело с самоубийством. Остановите машину!

Старший инспектор нажал на педаль газа.

— До сих пор не могу понять, зачем вы сюда приехали. — Ли запомнил, что эта тема делала его собеседницу уязвимой.

— Вас мои планы не касаются.

Но раздражение Маргарет не сбило его с толку.

— Я о другом. Перед поездкой в США я три месяца готовился. Читал вашу конституцию, юридические справочники, книги по культуре… Ха! Если, конечно, логика допускает такое сочетание: «американская» и «культура». — Маргарет поджала губы. — Итак, вы решили приехать в Китай. И что вы сделали? Купили билет на самолет? Все? Что вам известно о нас — о китайской истории, о нашей культуре? Вы не успели пробыть в стране и пяти минут, но тут же обвиняете мужчину в неуважении к водителю-женщине. Вы завязываете ссору в ресторане, позорите людей, которые не пожалели денег, чтобы радушно встретить гостью.

— Радушно? — Лицо Маргарет вспыхнуло от негодования. — Я действительно не успела пробыть здесь и пяти минут, как во всех сторон только и слышала: не делай того, не говори этого, упаси тебя Господь задеть чувства ранимых китайцев! Пора осознать: в двадцать первом веке Китаю следует быть ближе к остальному человечеству. — Она предупреждающе взмахнула рукой. — И не надо лекций о пятитысячелетней истории. Это я уже проходила: бумага, порох, печатный пресс…

— Да, а еще арбалет, зонтик, сейсмограф. О силе пара мы узнали за тысячу лет до европейцев.

— О Боже! Избавьте меня от этого.

Однако Ли Яня было не остановить.

— А что дала миру Америка? Гамбургеры? Сосиски в тесте?

У Маргарет перехватило дыхание.

— Вы забыли про электрическую лампочку, телефон и кино. Мы первыми отправили человека на Луну, создали микрочип и компьютер. Мы разработали технологии, которые обеспечивают мгновенную связь с любой точкой земного шара. Наши снимки поверхности Марса лучшего качества, чем картинка китайского телевидения. Опомнитесь! Да все ваши достижения в прошлом! Вы можете только оглядываться, мы же идем вперед!

Костяшки державших руль пальцев Ли побелели от ярости.

— Вот как? Вперед? Вы носитесь по миру как рассерженные мухи, пытаясь повсюду установить свои порядки. Вы учите людей жить! И если кому-то хваленая американская мораль не нравится — бей его в лоб! Вы поете осанну свободе и демократии, а на практике придерживаетесь расовой и политической дискриминации.

— Браво! Как приятно слышать такие слова из уст китайца, чья родина — оплот защиты прав человека!

Ли Янь бешено лавировал в потоке машин. Оставив позади громаду Дома памяти Мао Цзэдуна, джип выкатил на площадь Тяньаньмынь; сквозь густой смог засверкала оранжево-золотистая черепица Ворот Небесного Спокойствия.

— Прошу вас, не заводитесь. — Острые споры с дядюшкой Ифу подсказали детективу, что может последовать дальше. — Сейчас вы начнете утверждать, будто правительство США не оказывало никакой поддержки режиму иранского шаха и абсолютно не замешано в свержении законно избранного президента Чили. Напалм во Вьетнаме тоже был оправдан, он часть вашей глобальной стратегии, сожженные дети вполне устраивают американцев.

— А как насчет сотен тысяч политических заключенных, которые томятся в ваших тюрьмах без приговора суда?

— Это недостойный вымысел. Миф.

— Неужели? — Маргарет указала на площадь. — Но разве не здесь правительство Китайской Народной Республики давило танками беззащитных студентов? Это тоже миф?

— Это история. Как история и то, что в 1968-м отряды американской Национальной гвардии расстреляли мирную студенческую демонстрацию в Кентском университете штата Огайо. Одно отличается от другого только масштабом. — Обоими кулаками Ли в отчаянии ударил по рулю. — Черт возьми, я вовсе не пытаюсь оправдать события на площади Тяньаньмынь, но Запад их слишком романтизировал. Молодежь призывает к демократии! Как же! Объективы камер зарубежной прессы почему-то отворачивались от банд юнцов, громивших магазины в пригородах, расправлявшихся с солдатами и полицейскими — которым был отдан приказ не стрелять. Что, интересно знать, предприняло бы ваше правительство, если бы на улицы Вашингтона высыпала стотысячная толпа, требуя от президента и членов конгресса публично объяснить людям их политику? Если бы пролилась кровь военных и полиции, а семена раздора понесло ветром по всей стране? Правительство, скажите на милость, сидело бы сложа руки? — Ли смахнул со лба бисеринки пота. — Это был настоящий кошмар. Я видел его своими глазами!

В памяти детектива возникла картина июньских дней 1989 года, щеки Ли вновь обожгло слезами пережитого стыда за собственное бессилие, страха за будущее родины.

— Но сейчас я вижу нечто совершенно иное. Я вижу новостройки, довольные лица людей, слышу звон монет в их карманах, радостный смех детишек. И тогда я перевожу взгляд на бывший Советский Союз, на Югославию: экономика в руинах, продовольствия не хватает, повсюду вспышки эпидемий. Я вижу войну, рост преступности, смерть на улицах городов. В Китае найдется очень немного таких, кто променял бы то, что они имеют, на пресловутые свободы. Вам может не нравиться коммунизм — Запад по-прежнему находится в плену у предрассудков, — но китайцам он принес стабильность и достаток. За всю свою историю мы никогда еще не были такими счастливыми, здоровыми и богатыми.

Джип свернул на Восточную Чан'аньцзе, площадь осталась где-то позади. Маргарет оглянулась, пытаясь представить выползающую на Тяньаньмэнь колонну танков, пятящихся студентов. Она хорошо помнила выпуски теленовостей: перед танком стоит паренек, надеясь остановить тяжелую махину своим щупленьким телом; водитель хочет его объехать, но задевает, и молодой человек оказывается под гусеницами. Сколько же тогда было пролито крови и слез! Внимая страстному голосу Ли, Маргарет впервые осознала трагическую двойственность событий в Пекине 1989-го. Видимо, боль в душах китайцев была еще слишком сильна, и неизвестно, как подобная беда отразилась бы на душах жителей США. Борьба американского общества за гражданские права, жестокость его армии во Вьетнаме раскололи страну, и лишь тридцать лет спустя некоторые раны начали зарубцовываться. Некоторые, не все.

Она потрясла головой:

— Глупо. Глупо! Мы сейчас заняты тем, что предшествует настоящей войне. Мы спорим о том, какие мы разные. Но ведь только различия делают каждого человека… — нужное слово нашлось не сразу, — уникальным.