Патрик Квентин - Ловушка

Линде всегда удавалось забыть то, что она хотела забыть. И теперь ей покажется, что Нью-Йорк — это Эльдорадо. И пока он шел под мягкими лучами летнего солнца, готовясь к неизбежной схватке, он был уже частично побежден. Потому что до сих пор не научился ожесточать свое сердце против жены. И это было не только потому, что он еще помнил, какой она была, когда он влюбился в нее. Это не было даже смирением перед фактом, что он ей необходим, потому что, кроме него, ей не на кого опереться — ни семьи, ни настоящих друзей. Нет, важнее всего другое. Понимание, что она не может с собой справиться. Когда она лгала, и хвасталась, и обманывала себя, и даже в самые худшие моменты запоя, когда она так неудержимо старалась погубить его, он знал, что она испытывает муки обреченности. Она вовсе не хотела быть тем, что она есть, она хотела быть такой, какой с его помощью большинство людей ее и считало — веселой, доброжелательной, любящей.

Сейчас, когда любовь к ней давно уже сменилась куда более сложным чувством, его приковывало к ней понимание ее одиночества и страха. Он сознавал всю опасность положения, но делать было нечего. Линда это Линда, и она — его жена. Джон Гамильтон не из тех, кто может легко к этому относиться.

Он дошел до поворота дороги. Перед ним, за деревянным мостиком, над старым яблоневым садом возвышался дом, десять месяцев назад казавшийся символом «новой жизни». В голову опять пришла мучительная мысль: может, не говорить Линде о письме? Может, ответить Чарли Рейнсу, не говоря ей ни слова? И так все достаточно скверно.

Но он тут же отогнал это искушение. Рано или поздно она все равно узнает. Миссис Рейнс или кто-нибудь другой сообщит ей об этом. Кроме того, скрыть письмо — значит опуститься еще на одну ступеньку ниже. Он знал, что нужно сделать с предложением фирмы «Рейнс и Рейнс». Никогда и ни в чем не был так уверен. Если он хочет сохранить хоть какое-то уважение к себе и настоящие отношения с женой, он должен выложить карты на стол — что бы Линда потом ни решила.

Он попытался представить себе сцену, которая ожидает его, и ощутил приближение паники. Чтобы успокоиться, стал думать о ребятишках — об Эмили, Тимми, Лерое, Баке и Энджел, — об этих непредвиденных союзниках, которые случайно вошли в его жизнь и помогли ему вынести прошедший год. И снова обаяние детей сделало свое дело.

Обогнув дом, чтобы войти через заднюю дверь, он только теперь заметил вторую машину — напротив старого амбара, превращенного им в мастерскую. Джон узнал машину Стива Риттера, отца Бака Риттера, владельца местной бензоколонки и кафе-мороженого, избранного на этот год стоунвильским полицейским. Стив, как и большинство местных жителей, был покорен Линдой. Она вечно жаловалась на его привычку заезжать, чтобы выпить стаканчик пива. (Почему я никогда не могу отделаться от этих скучных людей?). Но, конечно же, она сама все устроила.

Они только-только появились в Стоунвиле, и Линда еще не успела познакомиться с богатыми обитателями деревни — со старым мистером Кэри, с молодым Кэри, с Морлендами и Фишерами. Она сразу же стала изображать общительность. (Заходите в любое время. Мы не какие-нибудь высокомерные дачники, мы — просто бедный, стремящийся к успеху художник и его жена).

Из-за того, что он ожесточился, готовясь к разговору с Линдой, и еще из-за того, что он всегда был как-то уродливо застенчив с теми, кого она обворожила своим притворством, Джон чертыхнулся про себя.

Он прошел через кухню в гостиную. Стив Риттер, местный щеголь и донжуан, высокий, одетый в синие джинсы и старую рабочую рубашку, был один в комнате и разглядывал шкаф, набитый пластинками и коробками с магнитофонными записями.

— Привет, Джон! Похоже, у вас целая уйма этих штукенций. А вам не обрыдла вся эта музыка?

Стив скользнул взглядом по стенам, на которых висели картины Джона, вернувшиеся на днях с нью-йоркской выставки не проданными. У него хватило осторожности, чтобы воздержаться от замечаний, но можно считать, что замечания все равно были сделаны. Джон точно знал, что думают в деревне о его картинах. Для Стоунвиля они были каким-то странным анекдотом, пусть даже и безвредным. Таким же анекдотом был и он сам: «Этот полоумный парень, бросивший денежную службу в Нью-Йорке, чтобы просиживать задницу в деревне и малевать картины, которые никто не хочет покупать».

— Везу аккумулятор мистеру Кэри. Решил навестить вашу красавицу-жену. Она наверху — старается стать еще красивее. Крикнула мне, чтобы я подождал.

На привлекательном, загорелом лице Стива появилось выражение, словно он с легким пренебрежением разглядывает нечто забавное. Именно так привыкли в Стоунвиле смотреть на Джона.

— Ну, как дела в мире искусства? Я слышал, вы устраивали грандиозную выставку в Нью-Йорке. Но, говорят, не очень-то успешно?

— Да, не очень, — подтвердил Джон.

Значит, Линда уже пустила слух, что вторая выставка в галерее Денхэма провалилась.

Стив бросился в кресло, томно вытянул ноги.

— Ничего, приятель, деньги еще не все. Я это всегда твержу. Здоровье у вас есть. А средств вам хватает, чтобы иной раз купить своей жене хорошенькое платьице. Не стоит желать слишком многого, верно, Джон, приятель? А как насчет того, чтобы угостить парня пивом?

Джон вынул из холодильника две банки пива, принес в гостиную и стал вскрывать их. Разливая пиво, увидел на нижней полке бара бутылку джина и бутылку виски. Спрятать? Нет — при Стиве это сделать неудобно, да и Линда сразу заметит исчезновение. Она тут же догадается, зачем он их спрятал, и в связи с этим может начать все сначала.

То, что он должен был думать об этом, снова вернуло его к бесконечной, обреченной на провал игру в кошки-мышки с женой и, неся Стиву пиво через всю комнату, он размышлял: «Как бы тот отреагировал, если бы я рассказал, что действительно происходит в нашем доме. Он бы, конечно, не поверил. Никто из них не поверит, пока не увидит Линду своими глазами!»

И это его главная задача — приложить все усилия, чтобы они никогда не увидели.

Стив Риттер сделал добрый глоток из своего стакана.

— Попал в самую точку, приятель Пиво — оно что-то такое делает с парнем… После пары стаканчиков пива я что угодно могу сотворить. Именно так, приятель. Сдается мне, я даже мог бы рисовать картинки вроде ваших.

Он замолк, услышав шаги Линды на лестнице, и вскочил, глядя на дверь. До смешного похож на «мускулистого парня», с важным видом глазеющего на красотку, каких рисуют на страничках юмора.

— Вот и она сама. Очаровательная миссис Гамильтон.

И Линда появилась. Такая свежая и молодая, в своем чуть старомодном платьице, выглядевшем на ней почему-то на удивление стильным. И как это случалось не раз, наблюдая за женой, Джон Гамильтон поразился ее умению притворяться. Один из этих кошмарных деревенских типов? Ничего подобного. Стив Риттер — самый близкий её друг. Она шла, улыбаясь, протянув навстречу ему обе руки — классический киножест радушной хозяйки дома. На левом запястье у неё был надет золотой браслет с брелками, которого Джон раньше не видел. Должно быть, купила в Питсфилде.

Читать дальше