Герт Нюгордсхауг - Перст Кассандры

— Древние греки, — прошептал он. — Она и не моя, эта звезда. Когда-то она принадлежала народу майя. Я обменял свою копию на настоящую в Музее Человека в Париже. Теперь ты знаешь об этом, Наксиманн, но никому не говори.

Перышко в губе парня чуть вибрировало на ветру.

Фредрик направился к лесу.

Он стал невидимкой.

Невозможное делало невидимым возможное. Все просто Хиггс. Фредрик увидел мельком частицу Хиггса. Этого было довольно. И другого конца быть не могло.

Он дошел до опушки. Тело его стало совсем легким, и он не чувствовал никаких болей. Коготь в груди нажимал все сильней и сильней. Но Фредрик не чувствовал страха.

Ели закрыли солнце. В лесу царил чистый, крепкий запах. Он поднес звезду к глазу. Свет. Белый свет. Такого белого света он никогда еще не видел.

Звездный кристалл. Он нашел то, что было им потеряно.

Держа звезду перед глазом, он видел, как к нему приближается силуэт. Силуэт обрел форму и стал человеком, который подошел, прихрамывая, и остановился в двух метрах перед ним.

— Ты больше не хромаешь, Фредрик?

— Не хромаю.

— Ты совсем здоров?

— Да.

— Отлично.

Скарпхедин Ульсен вытащил пистолет и прицелился в Фредрика. Затем три раза спустил курок.

Фредрик увидел на груди дождевика три коричневые круглые дырочки. Падая, ощутил, что сердце наконец отпустило.

По коридору одного из этажей Управления криминальной полиции раскатился оглушительный крик.

— Я убил его! Расправился наконец с Фредриком Дрюмом!

Дверь кабинета старшего следователя Ульсена была приоткрыта, так что крик этот могли слышать все, кто в этот час находились на службе. Он был услышан и этажом выше, где сам начальник управления сидел за своим столом, мрачно листая первоочередные дела.

Начальник поднял брови и отложил в сторону несколько папок. Он не ослышался? Кажется в голосе Ульсена появились давно забытые нотки? Более светлые, покладистые… Он избавился от угнетающего его бремени? Хорошо бы. Как раз сейчас им нужен Скарпхедин Ульсен, каким он был прежде. Дел накопилось — целая куча, и среди них два-три таких, что привычные дедуктивные тут не годятся. Типичные ульсеновские дела, говорил себе начальник управления.

Он подошел к шкафу, достал одну папку, расчистил для нее место на столе. Надпись на папке гласила: «Выздоровление старшего следователя Ульсена». Начальник лично заботился о том, чтобы эта особая папка пополнялась свежими данными, в ней содержались справки врачей и психологов, докладные записки коллег, протоколы собраний, а также его собственные, сугубо личные заключения.

Он пробежал глазами первый лист:

«Скарпхедин Ульсен, род. 22.III.1941. Закончил школу с английским языком, военное училище, специализация в области средства связи, компьютеров, дешифровки, языков. Экзамен на право занятия должности в юридических органах, кроме того, экзамен по нескольким классическим языкам. Полицейское училище. Увлечения: спортивное рыболовство, археология, хорошие вина и хорошая кухня, охота на куропаток и охрана среды. Женат, есть дочь. Поступил в управление в 1974 году, вел ряд важных дел.

26 мая с. г. в 04.35 отбывающий наказание за убийство Рикардо Бенедикт Хюс врывается в квартиру Ульсена, совершив побег из тюрьмы. Зверски убивает жену и семилетнюю дочь Ульсена. Сам Ульсен ранен в бедро, однако ему удается схватить преступника. Мотив убийства — месть со стороны осужденного.

Ульсену предоставляют отпуск, однако он отказывается покидать место службы. По совету психолога за ним сохраняют его кабинет, куда он и является ежедневно, однако он неадекватно воспринимает действительность и пребывает в состоянии психологической защиты (см. докладную записку психолога)».

Этот текст был написан, датирован и подписан самим начальником управления и сопровождался коротким резюме. Перевернув несколько листов, он остановился на последней докладной записке психолога, представленной две недели назад:

«Ульсен, Скарпхедин, род. 22.03.41. Состояние без перемен. По-прежнему аккуратно является службу, утверждая, что занят „делами“ особой важности. „Дела“ эти все так же носят весьма экзотический характер, основной персонаж носит имя его дела, и весь антураж заимствован из областей, которыми Ульсен всю жизнь особенно интересовался. Теперь в „деле“ речь идет о похищении древней скульптуры из Национальной галереи, которому сопутствуют убийства и другие акты насилия. Правда, Ульсен дает понять, что это „дело“ — последнее, но намерен „расправиться“ с придуманными им персонажами.

Среда, которую изображает травмированный Ульсен, отличается жуткой жизненностью, и в его сочинениях наблюдается последовательная тенденция, позволяющая заключить, что рано или поздно он вернется к реальности.

Режим. Прежний, сохранение за ним его кабинета, не мешать ему в расследовании его „дел“, поощрять успешное их завершение. Опыт общения с подобными пациентами показывает, что, обретя выход для своих навязчивых состояний, они преодолевают психическую травму и постепенно, а иногда и вдруг возвращаются к нормальной жизни.

Лекарства. Трилофон. Пролонгатум, Перфеназин, 4 плюс 4 мг».

Начальник управления еще посидел, перебирая листы дела, потом вернул папку на место в шкафу. Только успел сесть, как услышал шаги за дверью. Кто-то энергично постучался.

Вошел Скарпхедин Ульсен.

— Кого я вижу — Ульсен, это ты? Давненько не заходил. Как твоя нога?

Изрядно удивленный начальник предложил Ульсену сесть на диван. Протянул ему ящичек с сигарами, он взял одну, понюхал, кивнул, откусил кончик и задымил.

— Нога? — Ульсен прищурился и посмотрел на потолок, наклонив голову набок. — Нога почти зажила. Разве ты не заметил, что я перестал хромать?

— Как же, как же, конечно, заметил. Однако долго ты с ней помучился.

Начальник внимательно изучил лицо старшего следователя, и в душе его зародилась надежда. Кажется, Скарпхедин Ульсен, его старый друг и лучший сотрудник, возвращается к жизни? Он попытался найти какие-то нейтральные слова, но не нашел и промолчал.

— Я расправился с ними. — Ульсен проводил глазами всплывающие к потолку кольца дыма. — Сперва отдал Дрюму свою ногу, потом принялся за этот форсистый ресторан, постепенно совсем прижал его. Помнишь — они называли его «Кастрюлька». А там и вовсе подвел Дрюма к пропасти. Пришлось ему капитулировать. А то этот любитель какие только загадки не брался решать. Еще у него хватило нахальства утверждать, будто он лучший в городе дегустатор вин. Хвастался своими соусами, а сам ни черта в них не смыслил. Он получил по заслугам.