Антон Леонтьев - Святой нимб и терновый венец

На новом снимке можно было увидеть профессора Ринальди, взвешивающего небольшой кусок, отрезанный в нижнем правом углу плащаницы.

– Вы видите цифру на электронных весах, госпожа комиссар? – спросил вкрадчиво Брамс.

Элька, обладавшая отличным зрением, ответила:

– 154,9!

– Так и есть! Запомните ее! – заявил «профессор». – Так вот, примерно в час пополудни был изъят этот кусок, который надлежало разделить на три равные части, упаковать и маркировать. Лабораториям требовалось не менее чем по пятьдесят миллиграммов для проведения радиоуглеродного анализа, и при весе почти в 155 миллиграммов это можно было сделать без особого труда. Я обращался с письмом к профессору Эдвардсу и не получил от него ответа. Одновременно я написал профессору Ринальди, и тот по прошествии двух месяцев соизволил накорябать двадцать пять строк. Он сообщил мне, что большой кусок был разрезан на три части, вес которых составлял 53 миллиграмма, 52,8 миллиграмма и 53,7 миллиграмма. Сложите-ка эти цифры, госпожа комиссар!

Элька, у которой математика была любимым предметом в школе, выпалила:

– Получается 159 с половиной...

– Ага! – выкрикнул Брамс, и глаза его сверкнули. – Экспериментальный образец «вдруг» растолстел почти на пять миллиграммов! Вы же сами видели показания весов – 154,9, а никак не 159,5! И как такое могло приключиться? Профессор Ринальди «забыл» точный вес? В своем письме он подчеркнул, что записал данные. А теперь держитесь, госпожа комиссар! Лаборатории в Швейцарии и Великобритании получили запаянные капсулы, в которых содержалось по одному кусочку плащаницы, а лаборатория в Америке – капсулу, в которой... лежали два. Два! Или по пути куски размножились?

На стене появилась страница из научного издания, в котором оранжевым стикером был выделен абзац.

– Статья из журнала «Nature», самого авторитетного во всем мире издания в области естественных наук! – сказал Карл Брамс. – В декабрьском выпуске за прошлый год появилась статья коллектива ученых, занимавшихся анализом образцов, в которой доводились до сведения коллег и публики выводы в полном объеме. И здесь сказано: «Лаборатория в Далласе (США) получила два опытных образца весом в 39,6 и 14,7 миллиграмма соответственно...» Опять два, а не один! Если сложить эти две цифры, то получаются не 53,7 миллиграмма, заявленные Ринальди, а 54,3 миллиграмма! Даже если предположить, что он забыл точный вес, то не мог же он запамятовать, что кусков два , а не один! И вообще, у него что, дрожали руки? Почему он отрезал кусок гораздо меньше двух других, так что к нему пришлось оттяпывать дополнительную полоску? В своем письме Ринальди вообще указал, что изначально из плащаницы был вырезан кусок, весивший ровно 300 миллиграммов. Триста! В два раза больше, чем общий вес четырех образцов, разосланных по лабораториям. Как такое произошло, неужели все участники эксперимента наелись галлюциногенных грибов? Размеры образцов якобы составляли 12 на 82 миллиметра. А при всем том еще с семидесятых годов известно, что ткань плащаницы обладает плотностью 23 миллиграмма на квадратный сантиметр. И указанный Ринальди вес в триста миллиграммов никак не получается! Теперь читайте далее в статье: « Изначально из плащаницы был изъят кусок размером приблизительно 10 на 70 миллиметров ». И в отчете приводятся данные по каждому куску – все они были шириной от четырнадцати до шестнадцати миллиметров. Я еще могу себе представить, что кусок шириной в шестнадцать миллиметров был невесть кем обрезан для неведомых целей и уменьшился до двенадцати, но чтобы куски вдруг в дороге выросли и, прибыв в лаборатории, с двенадцати миллиметров «растолстели» до четырнадцати или даже шестнадцати, я представить никак не могу, госпожа комиссар! А между прочим, в тех сорока с небольшим минутах, на которых запечатлен эксперимент, процесс изъятия куска и он сам вблизи не показываются!

Элька промолвила:

– Согласна, все выглядит очень странно. Более того – похоже на обман.

– Это и был обман! Причем такой наглый и неумелый, что волосы встают дыбом! – заявил Карл Брамс. – Итак, куски – три, как уверяет Ринальди, или четыре, как сообщено в статье, – были изъяты. И что же последовало дальше? Логично предположить, что в присутствии свидетелей и перед камерами они были запакованы в металлические капсулы и опечатаны кардиналом и двумя независимыми свидетелями. Опечатаны-то они были, но... до опечатывания кардинал Морретти удалился из капитульной залы, где происходило изъятие образцов, в соседнюю ризницу, якобы для того, чтобы без помех положить все образцы в капсулы. Его сопровождали профессор Эдвардс и профессор Ринальди. Никто не мог ответить на мой вопрос: для чего же потребовалось покидать капитульную залу и скрываться в ризнице? Что мешало положить образцы в капсулы на глазах свидетелей и перед камерами? Это действие не требует нервного и физического перенапряжения!

– Возможно, кардинал был преисполнен трепета, когда прикасался к святыне... – высказала предположение Элька.

Карл Брамс захохотал:

– Госпожа комиссар, так ведь он сам намекал, что не верит в ее святость! И на фото вы видели – он сидел у стола, небрежно облокотившись локтем на плащаницу, как будто она не погребальный саван Христа, а дешевая пластиковая скатерть! И «внезапно» у него пробудилось небывалое почтение и, более того, священный трепет перед плащаницей? О нет, ему требовалось остаться наедине с изъятыми образцами, чтобы... чтобы подменить их!

Элька вздрогнула и спросила:

– Вы подозреваете кардинала Морретти в том, что...

– Что он, находясь в ризнице, подменил образцы и положил в капсулы, которые по возвращении в капитульную залу были опечатаны им самим и свидетелями, другие куски, не имеющие к плащанице ни малейшего отношения. Именно они были подвергнуты радиоуглеродному анализу, именно они были датированы тринадцатым-четырнадцатым веками. Подмена имела место, и осуществить ее могли только три человека – сам кардинал, профессор Эдвардс или профессор Ринальди. Английский ученый изначально выражал сомнения в подлинности плащаницы, и он теоретически мог заменить образцы, опасаясь, что анализ установит возраст в две тысячи лет, и желая избежать своей дискредитации. Итальянский профессор, наоборот, являлся внештатным консультантом по вопросам науки при кардинале и, следуя логике, был заинтересован в том, чтобы образцы не были подменены. Однако оба профессора не прикасались к образцам в ризнице, с ними возился кардинал Морретти. Скажите мне, госпожа комиссар, сколько времени требуется на то, чтобы положить четыре крошечных кусочка материи в три металлические капсулы?

– Ну, минуть пять, – протянула Элька. – Или, если делать все с великим почтением и страхом, десять.