Наталья Александрова - Ведьмин корешок

Потихоньку все разбрелись по спальням, только мужчины внизу спорили о чем-то, доигрывая в карты.

Муж пришел и лег рядом, Оля сделала вид, что спит, чтобы не разговаривать ни о чем. Она думала, что не уснет этой ночью, но сон пришел быстро.

Оля проснулась резко и села на кровати. В комнате было темно. Оля пошарила рядом по кровати. Пусто. Муж ушел, и куда он ушел, не хотелось предполагать даже в мыслях.

«Все, — подумала Оля, — мое терпение кончилось. Чем так мучиться, лучше бросить все и уехать к маме…»

Она подошла к окну и раздвинула занавески. Тотчас в комнату заглянула луна, желтая, как апельсин. Босым ногам стало холодно. Оля сунулась за тапочками, что-то зашуршало и упало на пол.

При свете луны Оля увидела, что это тот самый корешок, завернутый в мятую газету, что купила она сегодня у бородатого мужичка при выезде из города. А что, если попробовать? Оля, как утопающий, хваталась за соломинку.

Ночь сегодня ясная, небо звездное… Оле уже все равно, она ничем не рискует.

Не зажигая света, она натянула джинсы и плотную трикотажную кофту с капюшоном, сунула босые ноги в кроссовки, подхватила корешок и, крадучись, спустилась вниз.

В холле никого не оказалось, но входная дверь была только прикрыта. Собаки у Дмитрия Ильича не водилось, но имелись крепкие ворота, камеры над входом и сигнализация по периметру забора. Он уверял, что этого вполне достаточно.

Над крыльцом горел фонарь, остальной сад погрузился бы во мрак, если бы не луна. На улице было холодно, ночью подморозило. Оля обхватила себя руками и побежала по дорожке мимо некопанных еще цветников к фруктовому саду, затем, миновав сад, прошла в самый дальний угол участка, где росла малина, а за ней, у забора, расположились кусты шиповника. Там ее, по крайней мере, никто не увидит.

Ободрав руки, Оля пролезла в заросли, вытоптала крошечную полянку и сняла кроссовки. Ногам было колко и холодно, но Оля не замечала боли. Небо, усыпанное светлячками звезд, накрыло ее, как одеялом, даже в ушах зазвенело. Она откусила кусок корешка и пожевала. Вкус был странный — горьковатый, пряный, не похожий ни на что. Вдруг Олю охватила паника — а ну как она неправильно произнесет заветные слова, и тогда желание ее не исполнится? Она задрала голову и поглядела на небо. И тотчас звезды сложились в строчки, и Оля выплюнула остатки корешка через левое плечо и забормотала:

Хочу, чтобы эта Лариса исчезла из нашей жизни, исчезла навсегда! И чтобы муж никогда о ней не вспоминал!

Оля сама испугалась своих слов, но следовало закончить начатое. Вспомнив инструкции мужичка, она топнула правой ногой, трижды покрутилась на месте и остановилась, переведя дух. Всё.

Здесь, в тишине, наедине со звездным небом, она поверила в ведьмин заговор. А уж если и он не поможет, тогда конец. А сейчас надо уходить.

Оля нагнулась за кроссовками и нашла только одну. Этого еще не хватало, как же она пойдет босиком. И как она объяснит пропажу кроссовки завтра? То есть если ее найдут в уединенном месте…

Она пошарила вокруг себя, ничего не нашла и поползла кругами, стараясь не пропустить ни одного квадратного сантиметра земли. Луна скрылась за тучей, стало темно. И в это время Оля услышала шаги. Шли двое, и направлялись они в самый дальний уголок участка, то есть прямо к Оле. Ни жива ни мертва, она отползла за кусты шиповника и упала на землю.

Парочка остановилась почти рядом. Женщина чиркнула зажигалкой и закурила.

— Ну что ты молчишь, — протянула она, и Оля похолодела, потому что узнала низкий хрипловатый голос Ларисы. — Ты же понимаешь, что это нужно сделать как можно скорее. Сейчас момент очень удобный, другого случая не представится.

— Замолчи! — шикнул на нее мужчина глухим шепотом. — Что ты орешь, как на рынке? Еще не хватало, чтобы нас кто-нибудь услышал!

— Да кто тут услышит? — огрызнулась Лариса. — Забрались в такие заросли, я все колючки собрала. Послушай, — голос ее стал мягче, — ну ты же понимаешь, что никакого другого способа нет. Нужно сделать это, причем как можно скорее. Иначе будет поздно.

— Я не могу… — угрюмо прохрипел мужчина, — я не могу, я не готов… Это… это ужасно…

«Это же Славка с ней, — думала Оля, и холод не от мерзлой земли, а от их слов проникал ей в сердце, — это она его уговаривает, чтобы он все сказал мне скорее. А он не может, потому что ему меня жалко. Он считает, что когда я узнаю, то умру. А я давно уже все знаю и не умерла до сих пор…»

— Это не обсуждается! — голос Ларисы ударил как хлыстом. — Понимаешь ты, что выхода у нас нет?

— Я не могу! — мужчина застонал. — Я никогда не смогу этого сделать…

— Слабак! — прошипела Лариса. — Рохля и трус, как все мужчины! Как только нужно проявить твердость, они сразу же бегут в кусты! Ладно, не ной, я сама все сделаю! Вот послал бог…

Дальнейших слов Оля не расслышала, потому что парочка направилась к дому. Она долго боялась шелохнуться, потом встала на четвереньки, и проклятая кроссовка попалась прямо под руку.

Оля долго кралась вдоль забора и подошла к дому со стороны гаражей. Дверь снова оказалась не заперта. При свете фонаря Оля заметила, что к шнуркам правой кроссовки что-то прицепилось. Она подняла с земли кисточку, из таких состояла бахрома на Ларисиной замшевой куртке. Оля спрятала кисточку в карман и поднялась в спальню.

Муж еще не вернулся, отлично, значит, он не узнает, что Оля выходила ночью. Она сдернула с себя одежду, собрав мимоходом с кофты целую горсть колючих репейников, а затем вытянулась на кровати и закрыла глаза. И проснулась утром.

К завтраку все вышли невыспавшиеся, помятые, с темными кругами под глазами. Дмитрий Ильич вообще не спустился, хотя он-то как раз вчера пил совсем мало и ушел спать раньше гостей.

Нинель Петровна принесла огромную миску румяных сырников, горшочек домашней сметаны, горшочек меда, поставила посредине стола большой кофейник.

Сырники выглядели очень аппетитно, Оля попыталась съесть хоть один, но после ночных переживаний кусок не лез ей в горло. Слава не смотрел на нее, молчал, ел без аппетита, жадно выпил большую чашку кофе и вышел из-за стола, так и не сказав никому ни слова.

Лариса весело посмеивалась над окружающими, но Оле казалась ее веселость напускной.

— Знаете, что такое старость? — спросила Лариса, как бы ни к кому не обращаясь.

Вчера все мужики не сводили бы с нее глаз, ловили бы каждое ее слово, а сегодня никто на нее и не взглянул.

— Это когда можно пить, сколько угодно, — произнесла Лариса, так и не дождавшись наводящих вопросов. — Все равно каждое утро просыпаешься, как с похмелья, независимо от того — пил или не пил…