Антон Леонтьев - Золотая клетка для синей птицы

Потом речь зашла о том, какова будет реакция Кристины Стаховской.

– То, что она станет бороться, и ежу понятно, – подал голос Резниченко. – Но мы ведь к этому готовы?

– В принципе, да, – ответил главный редактор. – На нашу газету подают в суд в среднем раз в неделю, в последний год даже чаще. Но и читает нас вся страна. Светлана Геннадьевна, Павел обмолвился, что Стаховская угрожала вам. В том числе и потерей места в своем еженедельнике. Если эти угрозы станут реальностью, а я думаю, что рано или поздно это случится, то мы к вашим услугам. Всегда готовы предоставить вам работу, причем не рядового журналиста, вы можете занять недавно освободившееся место заместителя главного редактора и ответственного за политические сенсации. Мы будем рады опубликовать разоблачения махинаций Константина Деканозова.

– Я подумаю, – ответила Светлана. – Во всяком случае, спасибо за приглашение влиться в ваш коллектив. И если Стаховская сдержит свое слово, то мне в самом деле понадобится поддержка.

Совещание, продлившееся три часа, подошло к завершению. Павел, украдкой поцеловав Светлану, когда они очутились в пустынном коридоре, произнес:

– Я любовался тобой каждую секунду, Света. Ты держалась потрясающе. Я ведь давно знал, что главный по тебе сохнет, ему нужны такие кадры. Как насчет сегодняшнего вечера?

День пролетел незаметно. Светлана чувствовала, что гроза грядет. Поэтому, когда назавтра открыла «Столичный курьер», поняла: началось!

Специальный выпуск, на обложке которого было изображено фото Стаховского и юного Феди Таранцева, был озаглавлен аршинными буквами кровавого цвета: «Доктор Джекилл и мистер Хайд. Двойная жизнь Владимира Стаховского (он же Федор Таранцев)». Ниже шла другая строка: «Известный журналист, ставший жертвой заказного убийства в конце прошлого года, и сам причастен к двум убийствам».

Пятнадцать страниц ее статьи, которой в газете придумали броское название «Медиаоборотень», еще семь страниц комментариев и доказательств. Геннадий Петрович, внимательно изучив выпуск, сказал:

– Света, это, без сомнения, твоя лучшая публикация. Но почему тут стоит в соавторах этот сморчок Резниченко? Он-то какое имеет ко всему отношение?

В Интернете новость о том, что Владимир Стаховский на самом деле является Федором Таранцевым, побила все рейтинги. На второй план отошли сообщения о землетрясении в Корее и катастрофе лайнера над Панамой, никого не занимали аферы бывшего вице-премьера и сексуальные оргии нигерийского экс-посла в Париже. Разоблачение Стаховского-Таранцева, убийство Оксаны Винокуровой и подлинного Владимира Стаховского – вот что занимало всех.

– Я отключил телефоны, как домашний, так и твой мобильный, – сказал Геннадий Петрович. – И вообще, нам стоило бы уехать на какое-то время на дачу, что ли. А то представляю, что сейчас начнется, Света. Боюсь, что у нас наступают жуткие времена…

К Светлане примчался Резниченко, который доложил:

– Творится что-то неимоверное! Я слышал, что Стаховская уже уволила тебя, а ее адвокаты готовят процесс против «Столичного курьера» и намерены требовать компенсацию с шестью нулями. Света, мы с тобой попали в самую точку!

– Это Светлана попала в самую точку, – произнес Геннадий Петрович. – И вообще, молодой человек, на улице грязно, нужно обувь снимать, когда входите в чужую квартиру…

Слухи подтвердились – следующим днем Светлана получила официальное уведомление о том, что редакция еженедельника досрочно разрывает с ней контракт. Ей позвонил ее хороший друг, главный редактор.

– Света, понимаешь, я не мог воспротивиться приказам Кристины. Она прямо как с цепи сорвалась, явилась вся в бордовых пятнах, кричала, закатила истерику. Она велела избавиться от тебя любым способом. Извини…

– Я понимаю, – сказала Ухтомина. – Ты не мог рисковать своим местом, поэтому на улицу выбросили меня. Она подала в суд? Но и я не останусь в долгу, если уйду, то только по собственному желанию. Я потребую моего восстановления и отмены решения о незаконном увольнении…

– Света, тебе не стоит идти против Стаховской, – посоветовал ей главный редактор еженедельника «В зеркале власти». – Ты должна была посоветоваться со мной, прежде чем идти в «Столичный курьер». У Кристины есть вполне законное основание уволить тебя, ты опубликовала статью под своим именем в чужом издании, а это запрещено.

На Светлану обрушился водопад телефонных звонков, в дверь квартиры трезвонили без перерыва. Поэтому она приняла решение последовать совету отца и скрыться из города. Тот сказал, скрипя зубами:

– Езжай на дачу, и пусть рядом с тобой будет этот Паша. По крайней мере, сможет тебя защитить, если что. А то сегодня уже в двадцать пятый раз звонил очередной психопат и обещал сделать с тобой то же, что Стаховский сделал с Оксаной Винокуровой. И не возражай, я не поеду! Кто-то должен остаться в квартире, иначе ее или разворуют, или подожгут, или и то и другое вместе.

Последний звонок, до того, как Ухтомина, прибыв на дачу, отключила телефон, был от Кристины. Стаховская произнесла зловещим тоном:

– Света, ты выпустила из бутылки джинна, загнать которого обратно уже невозможно. Ты первой начала войну. Так что извини, но у меня нет другого выхода, как принять твой вызов. Мои адвокаты предпринимают необходимые действия. Мне очень жаль…

– Мне тоже жаль, Кристина, – ответила Ухтомина. – Но не думай, что я остановлю расследование гибели твоего мужа. Я выясню, кто стоит за всем этим.

– Делай что хочешь! – крикнула Стаховская.

Дима Деканозов в который раз дернул ручку двери и убедился, что находится взаперти. Отец не выпускал его на волю уже неделю. Дима не знал, что произошло с Сашей и мамой, как они там…

Отец почти не разговаривал с ним, Дима и сам не испытывал ни малейшего желания вести беседу. Ему хотелось одного – покинуть Константиново как можно скорее. Но что может сделать он, прикованный к инвалидной коляске? Его охраняют двое телохранителей отца, которые получили от него четкие указания удержать подростка на территории поместья любыми способами – как законными, так и незаконными. Один из телохранителей, ставя перед Димой поднос с едой, сказал:

– Попробуешь сопротивляться или сбежать, мы имеем приказ твоего отца стрелять на поражение.

Дима знал, что эти слова – сущая правда. Отец… Как Дима мог столько лет верить ему… Но самое страшное, что он до сих пор не мог отделаться от ощущения, что любит отца. Как быть?

На восьмые сутки его заточение внезапно закончилось. Отец неожиданно появился в комнате сына. Он лучился от радости, как будто только что заключил сделку века.

– Ну что, Дмитрий, ты одумался? – спросил он. – Учти, я спрашиваю тебя последний раз. Если ты и сейчас будешь упорствовать, то останешься в своей комнате до конца жизни. Думаешь, я не в состоянии это сделать?