Антон Леонтьев - Воздушный замок Нострадамуса

Софья задумалась. О, если бы она на пять минут оказалась наедине с Эстеллой! Или с Себастьяном, в которого так безрассудно влюбилась. Она бы... она бы... Что бы сделала она? Убила бы их? Или заставила написать признание?

На ту же тему она беседовала и с Розой. Пламенная революционерка была полностью солидарна с Кларой – зло нужно карать, а несправедливость должна быть устранена, пускай и при помощи противозаконных средств.

– А как же религия? – задала вопрос Софья.

Она, современная молодая женщина, раньше не задумывалась о том, есть ли жизнь после смерти и придется ли отвечать за грехи на Страшном суде. Но сейчас...

– Религия, как известно, опиум для народа, – отчеканила Роза, знавшая наизусть труды революционеров. – И вообще, зачем думать о том, что ждет тебя на том свете, если и на этом может быть совсем даже неплохо?

– Кто так сказал? – улыбнулась Софья. – Наверняка Вольтер, Фейербах или Бакунин.

– Земляк твоей бабки, Лев Толстой, – заявила Роза. – Не стоит говорить в данном случае о мести, ведь то, о чем тебя просят бедные женщины, – возмездие. Если обратиться к директору тюрьмы, слабовольному ханже сеньору Вилгону, то он, конечно, пообещает наказать виновных, но и пальцем для этого не пошевелит. Он ведь прекрасно знал, что происходит в тюрьме, но был, видите ли, выше подобных мерзостей!

– Письмо в министерство тоже ничего не изменит, – задумалась Софья. – Не так-то легко бороться с несправедливостью, находясь в тюрьме.

– Нелегко, – подтвердила Роза, – но когда-то начинать надо! Я с большим удовольствием помогу тебе избавиться от всяких сволочей. И вот что я думаю по этому поводу...

Два дня спустя, под вечер, Клара подошла к одному из охранников и, состроив глазки, глупым тоном спросила:

– Сеньор, вы не хотели бы составить мне компанию?

Охранник облизнулся, но ответил:

– Да ты старая больно и жирная. Хотя мои друзья таких, как ты, любят.

– А у меня и подружки имеются! – ответила Клара и призывно покрутила бедрами. – На всех хватит!

Через двадцать минут, когда окончательно стемнело, четыре охранника подошли к сапожной мастерской – Клара назначила им рандеву именно там.

– Что, сама и предложила? – недоверчиво переспрашивал один.

– Да, сама и предложила, – подтвердил его товарищ. – Наверное, думает, что мы ей денег дадим.

– Гы-гы-гы! Ошиблась баба! – захохотал третий. – Лишь бы подруг своих привела, как обещала!

Главный надзиратель толкнул дверь в мастерскую, щелкнул выключателем, но лампочка не зажглась.

– Черт, темно-то как... – произнес он. – Ты все правильно понял, они нас здесь ждать должны? Может, наврала та стерва?

– Если наврала, то жирной черномазой не поздоровится, я ее очень хорошо запомнил.

Охранники, изнывая от похоти, вошли в мастерскую, и в ту же секунду на них набросились притаившиеся в темноте женщины. Их было много, очень много! Охранников разоружили и вытолкнули на улицу. Мужчины обомлели – подступы к мастерской, пустынные всего минуту назад, заполнились женщинами – молодыми и старыми, низкими и высокими. В руках каждая из них держала какой-нибудь предмет: ложку, самодельный нож, шило, кусок трубы, камень или осколок стекла.

– Вы чего? – пятясь, произнес главный надзиратель. – Это же бунт! За такое дело вас всех расстреляют с вертолета!

– Это ты меня назвал жирной черномазой и пообещал, что мне не поздоровится? – спросила, выступая вперед, Клара.

У нее в руках был большущий металлический половник, обычно используемый для раздачи в столовой супа или каши. Она ударила половником по лбу надзирателя и смачно харкнула ему в лицо.

– Ну, ты поплатишься... – произнес он, но его голосу не хватало уверенности.

– Ты уверен? – спросила девушка с безобразным шрамом через все лицо. Она прикоснулась к нему рукой и сказала: – Это ведь ты сделал со мной полтора года назад. Сначала вы вчетвером меня изнасиловали, а потом ты подал идею – отрезать мне нос!

Она подошла к охраннику и полоснула его заточенной стальной пластиной по щеке. Мужчина взвизгнул и отшатнулся.

– Вы все умрете, – прошептал он.

Ответом ему стал смех – издевательский, недобрый. К сбившимся в кучку надзирателям потянулись десятки рук. С них сорвали одежду, женщины принялись дубасить их чем попало.

Софья, стоявшая в стороне и наблюдавшая за судом Линча, спросила у Клары:

– Позволит ли это жертвам ощутить себя счастливыми?

– Не сомневайся, она принесет им избавление от душевных мук, – ответила Клара.

Несколько минут спустя толпа схлынула – в пыли, окровавленные, жалкие, покрытые плевками, лежали, судорожно дыша, четыре голых надзирателя.

– Какие они жалкие! – воскликнул кто-то. – А мы их боялись!

Женщины снова засмеялись, и один из надзирателей взмолился:

– Прекратите, умоляю вас, прекратите!

– Обход! – крикнул кто-то.

И женщины, как привидения, исчезли в боковых улицах, проходах между бараками. Двадцать секунд – и площадь была пуста, только избитые охранники распластались в грязи.

Той же ночью всех заключенных выстроили на плацу, где перед ними держал речь директор. Сеньор Вилгон, задыхаясь от ярости, к которой примешивалась изрядная доля страха, заявил:

– Я знаю, что кто-то из вас принял участие в ужасной выходке! Приказываю вам сказать, кто это сделал!

Женщины молчали. Сеньор директор срывающимся голосом продолжил:

– Обещаю, что той, кто назовет мне имена, будет прощена половина ее срока!

Ни одна из заключенных и бровью не повела. Директор, схватив одну из женщин за плечо, завизжал:

– Виолетта, вынь из нее душу, прибей тут же, пусть все видят, что происходит с непокорными! Дубась ее до тех пор, пока она не назовет имена или кто-то не признается в содеянном.

– Вы хотите знать, кто проучил надзирателей? – спросила, выступая вперед, Софья. – Я.

– Я! – повторила, шагая вперед, Клара.

– Я... Я... Я... Я... – звенело над плацем.

Директор оцепенело следил за тем, как женщины одна за другой надвигаются на него.

– Они все принимали участие! – завопил сеньор Вилгон, отступая в ужасе. – Я прикажу наказать вас...

– Заткнись, козлиная борода! – прорычал кто-то в темноте.

– Это вы мне? – опешил директор.

Виолетта загрохотала:

– Сейчас же всех развести по камерам! Вы лишены права видеться с родственниками в течение года!

– Морковка, – произнес кто-то, и женщины захохотали.

Рыжеволосая надзирательница икнула. С подобным она сталкивалась впервые – неподчинение со стороны всех заключенных!

– Козлиная борода и морковка! Козлиная борода и морковка! – неслись издевательские фразочки.

И смех, дружный смех накрывал тюремщиков огромной волной. Виолетта и сеньор Вилгон ретировались, прикрываемые охраной с автоматами. Это была первая победа!