Ксавье Монтепен - Лучше умереть!

— Что за неуместные вещи вы тут несете! Охрана завода была поручена вам, и никому другому; следовательно, в рабочее время вы ни в коем случае не должны покидать свой пост. Но хватит об этом! Вы без разрешения выпустили рабочего, что строжайше запрещено.

— Это так, господин Лабру, я проявила слабость, поддавшись на мольбы Винсента, я нарушила правила, но вы же знаете, почему. Любой — если только у него не каменное сердце, — видя отчаяние бедняги, поступил бы так же.

— Мы не созданы для того, чтобы работать вместе, госпожа Фортье, — помолчав, сказал инженер, — и мне очень жаль. Я требую от подчиненных беспрекословного повиновения, а вы слишком много рассуждаете. Тем не менее вы заслуживаете участия…

В этот момент в кабинет вошел кассир Рику, принесший хозяину какие-то бумаги. Жанна ждала. На сердце у нее становилось все тяжелее. Так прошло несколько секунд. Хозяин закончил проверку, кассир забрал бумаги. Он собрался было выйти, но, взглянув на молодую вдову, сказал:

— Раз уж госпожа Фортье здесь, будьте любезны, господин Лабру, объясните ей то, что на ее месте следовало бы знать: проносить на завод керосин для личных нужд запрещено категорически.

Господин Лабру аж подскочил.

— Керосин, — вскричал он, — керосин на заводе!

— Да, господин Лабру, — подтвердил кассир, — госпожа Фортье пользуется керосиновой лампой: вчера возле привратницкой я почувствовал запах пролитого керосина.

— И вы, госпожа Фортье, станете утверждать, будто не знаете, что это — явное нарушение правил? — в ярости спросил инженер.

— Я не знала этого, господин Лабру.

— Невозможно!

— Я никогда не лгу. Да и к чему бы мне сейчас лгать? Я прекрасно вижу, что тут и говорить уже не о чем.

— И нисколько не ошибаетесь. Я прошу вас подыскать себе другое место. В конце месяца вы с завода уйдете.

— Значит, — проговорила Жанна, запинаясь от подступавших к горлу рыданий, — вы меня гоните!… Мой муж работал на вас, стараясь изо всех сил, как и положено такому честному человеку, как он. Он погиб на вашем заводе, убит на службе, на посту, как солдат. А вам-то что? Вы гоните меня! Что со мной будет? Что будет с моими детишками? Вам до этого и дела нет! Вы гоните меня! А! Слушайте, господин Лабру, берегитесь: это вам счастья не принесет!…

Господин Лабру пристально посмотрел на Жанну.

— Что вы имеете в виду? — спросил он.

— Несчастная! — вскричал кассир. — Она еще и угрожает!

Жанна рыдала.

— Нет, сударь, — едва слышно ответила она, — я не угрожаю, никому не угрожаю, я принимаю горе, которое обрушивается на мою голову раз за разом, и держу свою печаль при себе… Господин Лабру думал, что может доверить мне эту работу, а я с ней не справилась. Ну и пусть. Я виновата, мне и отвечать. Я уеду, господин Лабру, я не буду дожидаться конца месяца, уйду через неделю. Извольте подыскать кого-нибудь на мое место.

Несмотря на свою жесткость, господин Лабру почувствовал, что растроган.

— Вы глубоко ошибаетесь, несчастное дитя, — мягко сказал он, — никуда я вас не гоню… Я понял, что поступил необдуманно, назначив женщину на совершенно мужскую работу… и вы должны это понять…

— Об этом следовало подумать раньше, господин Лабру.

— Разумеется, но думать мне помешало мое горячее желание как-то помочь вам. Оставайтесь до конца месяца. Тем временем я, конечно же, подыщу вам место, которое куда лучше будет соответствовать и вашему характеру, и вашим способностям.

Жанна, совсем уже обезумев от горя, задыхалась в рыданиях.

— Нет… нет… сударь, — запинаясь, пробормотала она, — через неделю я уйду. Тем более что этот завод был для меня адом. Мне все время казалось, что я ступаю по крови, окруженная скорбными воспоминаниями. Проклятое место, где мой муж встретил смерть, а я — одни лишь неприятности… Я уйду…

И молодая вдова, закрыв лицо руками, бросилась вон из кабинета.

— Несчастная женщина! — сказал инженер, глядя, как она идет по двору. — Я глубоко сожалею обо всем этом. Воскресил все ее горести. Конечно же, намерения у нее были самые добрые, но все получилось шиворот-навыворот. Не знаю, где была моя голова, когда я взял ее на эту работу! Поступил как сумасшедший.

— Вам подсказало это сердце, ваше доброе сердце, господин Лабру, — вкрадчиво заметил кассир.

— Я исполнял свой долг. Священный долг… Долг хозяина перед вдовой погибшего на службе рабочего. Я найду ей место в доме сестры. Это, конечно же, можно уладить.

— Ах, господин Лабру, — заговорил опять кассир Рику, — остерегайтесь действовать по первому побуждению, по крайней мере, в данном случае. Эта женщина только что угрожала вам…

— Разве это угроза?

— Определенно да. Не нравятся мне ни ее речи, ни поведение. Похоже, Жанна Фортье имеет два предмета ненависти: вас, своего благодетеля, и завод, где ее муж погиб по своей же вине. Остерегайтесь, сударь!…

— Да ну, Рику, вы преувеличиваете! Все-то вам видится в черном свете! Эта несчастная женщина — вдова и мать двоих детей! Муж ее погиб на моем предприятии — да, он допустил небрежность, но ведь он погиб. Я должен для нее что-то сделать, и, конечно, сумею. Если не удастся устроить ее у сестры, дам ей денег — сумму вполне кругленькую для того, чтобы спокойно жить в ожидании работы.

Затем господин Лабру добавил, меняя тему разговора:

— Вы составили баланс?

— Да, сударь, вот он, — ответил Рику и протянул инженеру испещренный цифрами листок.

— Семь тысяч сто двадцать три франка тридцать сантимов…

— Да, господин Лабру. Сейчас я их вам принесу.

— Ну что это у вас за причуда, дорогой Рику? Я должен служить кассиром у собственного кассира! Почему вы не храните деньги в своем сейфе?

— Я уже имел честь объяснить вам, господин Лабру: я страшно боюсь брать на себя такую ответственность. Поскольку живу я не на заводе, то не хочу ни за что отвечать. Если ночью вас обокрадут, я буду очень сожалеть об этом, но мне не в чем будет себя упрекнуть, да и у вас не будет ко мне претензий; и потом, что тут поделаешь, сударь, мне так спокойнее.

— Тогда несите деньги.

Рику отправился за семью тысячами ста двадцатью тремя франками тридцатью сантимами, передал их господину Лабру, а тот засунул деньги в свой личный сейф — эту процедуру ему приходилось делать каждый вечер. Послышался звон колокола, возвещавший конец рабочего дня. Кассир пожелал хозяину всего хорошего и удалился. Рассыльный пришел узнать, не будет ли каких поручений.

— Нынче вечером вы не нужны мне, Давид, — сказал инженер, — можете идти домой.

Давид вышел из кабинета, взял в коридоре свою шляпу и через двор направился к выходу. Основная часть рабочих уже ушла, к дверям спешили самые последние. Рассыльный, прежде чем уйти, заглянул в привратницкую.