Ксавье Монтепен - Кровавое дело

— Отказываюсь!

— Хорошо. Но знайте, сударь, что ведь вы, слава Богу, не единственный окулист в Париже! У вас есть собратья, знания и репутация которых не уступают вашим! Кто-нибудь из них, посмелее, чем вы, не откажется сделать операцию, которая вас так ужасает! И если она ему удастся, то что будет тогда с вашей репутацией, о которой вы так заботитесь!

Итальянец побледнел при мысли, что вместо него какой-нибудь окулист может возвратить зрение Эмме-Розе. Горячее заявление молодого студента попало прямо в цель.

«Ну, что же, — решил он, — если они сами этого захотели, то пусть будет так!»

На его подвижном лице отразилось заметное колебание.

Лихорадочно следившие за ним зрители заметили это, и просьбы и мольбы усилились.

— Ради Бога, ради всего святого, сжальтесь! — молила Анжель.

— Не бойтесь никакой слабости с моей стороны, — поддерживала ее Эмма-Роза. — Если мне придется страдать, я буду страдать мужественно, не жалуясь, обещаю вам, но только, ради Бога, попытайтесь вылечить меня! Верните мне зрение, и я буду благословлять вас!

И бедный ребенок, ощупью отыскав руку злодея, прижался к ней губами.

Пароли резким, невольным движением высвободил свою руку. Ему показалось, что губы Эммы-Розы обожгли его, как каленое железо.

Но это была лишь минутная слабость. Он быстро овладел собой, изобразив растроганность и волнение.

— Могу ли я противиться вашим мольбам? Уступаю… Рискну сделать операцию!

— О, благодарю! Благодарю! — заговорили все разом.

— Когда вы намерены сделать операцию? — спросил Фернан де Родиль.

— Через пять дней.

— К чему такая отсрочка?

— Она необходима. Необходимо предварительное лечение.

— Значит, мы должны будем привозить ее каждый день?

— Вам незачем так беспокоиться: пациентка должна остаться у меня.

— Моя дочь! Здесь! — с каким-то инстинктивным страхом спросила Анжель.

— Она будет не единственной пансионеркой в моей лечебнице, сударыня.

— Да, да, я останусь, — с живостью проговорила Эмма-Роза. — Что значит разлука на несколько часов, если ты будешь иметь возможность приходить ко мне каждый день?

— Конечно, ничто и никто не помешает вашей матушке навещать вас ежедневно, — подтвердил Пароли. — у вас будет удобная комната, и время вовсе не покажется вам долгим.

— Ну, что ж, милочка, в таком случае оставайся! — согласилась Анжель.

— Но ведь ты придешь завтра?

— Разумеется, и останусь с тобой целый день.

— Повторяю, господа, операция будет через пять дней, ровно в два часа.

Доктор в сопровождении Анжель отвел Эмму-Розу в предназначенную для нее комнату.

Разлука матери и дочери была крайне печальна, но их поддерживала надежда на будущее излечение.

Как только посетители скрылись за воротами, Пароли поспешил выпустить Луиджи. Пьемонтец вышел, шатаясь, бледный, как мертвец: он слышал весь разговор.

— Это еще что такое? — воскликнул итальянец. — Что за вид? Чего ты дрожишь, как в лихорадке?

— Я боюсь…

— Чего это?

— Мы погибли!…

— Напротив, мы спасены, потому что на этот раз Эмма-Роза в моих руках.

— Вы ее… уберете? — спросил Луиджи, стуча зубами.

Пароли пожал плечами.

— Убрать ее теперь было бы идиотством, потому что я должен был бы дать отчет в ее смерти.

— Что же вы хотите делать?

— Самую простую вещь в мире. Любой доктор мог бы вылечить ее в несколько дней, потому что операция, которую ей надо сделать, игрушка. Я просто-напросто сделаю ее слепоту неизлечимой.

— Бррр… Это ужасно! — в испуге пролепетал Луиджи. — Значит, по вашему мнению, нам теперь страшен только Оскар Риго?

— Да! И ведь подумать, он был около самого моего револьвера! Ночь была дьявольски темна, и я дурно прицелил.

— Ну хорошо, уж я не промахнусь! — воскликнул Луиджи со свирепым жестом. — Скажите мне, где он живет?

— Я не знаю!

— Надо узнать!

— Трудно.

— Трудно или нет, а необходимо. Раз мы начали, так уж и дойдем до конца.

— Ты прав. Я постараюсь разузнать все.

— Я отвечаю за остальное, — продолжал Луиджи. — Он не знает меня, и дело пойдет, как по маслу. Постарайтесь же узнать, и, главное, поскорее.

Оружейник, впавший было в совершенное отчаяние, снова заговорил с присущим ему апломбом:

— Я пойду к моему хозяину в Батиньоль.

С этими словами Луиджи вышел из кабинета.

Сесиль Бернье стояла, спрятавшись за кружевными занавесками, и смотрела во двор в то самое время, когда приехала Эмма-Роза. Сесиль побледнела, узнав ее с первого взгляда. Страх овладел ею.

По настоянию Пароли она совершила страшное преступление — детоубийство.

В присутствии судебного следователя ее сестра уже обвинила ее.

Неужели зловещая истина стала известна?

Неужели все они пришли для того, чтобы произвести дознание?

Неужели пришли арестовать ее и доктора?

Она ждала, широко раскрыв глаза от ужаса, прижавшись пылающим лбом к стеклу, судорожно сжав руки и не переводя дыхания.

Прошло какое-то время, показавшееся ей вечностью, и вдруг она в изумлении увидела, что Пароли, в сопровождении Анжель и Эммы-Розы, идет во флигель, предназначенный для пансионеров.

Что же происходит?

Но напрасно ломала голову прекрасная Сесиль: она ровно ничего не понимала.

Но вот доктор показался снова, и на этот раз в сопровождении только Анжель.

Затем он снова вышел из кабинета, провожая всю группу.

— Ну, я напрасно беспокоилась, — промолвила Сесиль, вздыхая с облегчением. — А все-таки я желала бы знать, зачем они сюда приходили?

Так как Сесиль больше нечего было делать у окна, она отошла, мельком взглянула в зеркало на свой туалет и, найдя его безукоризненным, отправилась вниз.

Когда она подошла к кабинету доктора, Луиджи только что вышел оттуда и затворил за собой дверь.

— Господин доктор один? — спросила Сесиль.

— Да, сударыня, — с глубоким поклоном ответил пьемонтец.

Сесиль даже не постучала и решительно отворила дверь в кабинет.

— Это вы! — воскликнул Анджело, удивленный ее неожиданным посещением.

— Да, я.

— Что это с вами? Почему вы так взволнованы?

— Ведь я не ошиблась, кажется? — сказала Сесиль. — Мне показалось, что у вас сейчас были две женщины и несколько мужчин?

Пароли задрожал.

— Вы не ошиблись.

— Я знаю этих мужчин. Один из них судебный следователь, господин де Жеврэ, другой — барон де Родиль, товарищ прокурора.

— Верно, а молодые люди — их друзья.

— Что касается женщин, то мне кажется, что в одной из них я узнала Анжель Бернье, а другая — ее дочь. Ведь это были они?

— Да…

— Зачем же явились эти необыкновенные посетители? Увидев, что они переступили порог вашего дома, я было подумала, что нам грозит опасность.