Владимиp Югов - Человек в круге

- А как получилось, что ребят стали расстреливать не там, где предполагалось, а во дворе штаба? Почему не повезли в горы? - Я давно хотел у кого-то это спросить и спрашивал Шмаринова лишь теперь.

- Все просто, - ответил он, - приказал Берия. Он рассвирепел, что не мог выбить из них признания в вине. Он допрашивал их несколько раз. В первый раз и ты там был. Потом шло истязание... Ковалев свирепствовал. А Берия смеялся над ним. Ты не можешь, а я-де заставлю! А когда не заставил, стал орать: "Убить мерзавцев! Убить немедленно! Убить! Не миловать!" Ковалева при допросе этом не было. Его вызвали. "Под твою личную ответственность, генерал! - Берия Ковалеву признался: - Ты был прав! Это законченные мерзавцы! Хуже всяких врагов! Убей их, генерал!" И как уже Ковалев старался - жутко... Всю ночь выли рядом со штабом шакалы. Они никогда не подходили так близко...

Бывший начальник СМЕРШа опустил голову. Он плакал? По-стариковски каялся?

- А Зудько? - не унялся я. Да вроде и пришел в себя Шмаринов. - Где она была расстреляна?

- Зудько - это моя боль. И тут я все делаю, чтобы майор интендантской службы, хотя бы на старости не имел в первом браке "врага народа".

- Дело пересмотрено?

Я ждал ответа. Но Шмаринову, видимо, нечего было сказать мне в утешение. Ни о Зудько, ни о железнодорожниках. Еще не реабилитированы. Он знал, что я был у бывшего майора, знал, что я там копался во многих тамошних бумагах (имел письмо от "Известий" - что уполномочен копаться в архивах). Ведь о Зудько я привез материалы из районного архива - она действительно здесь родилась, никуда не выезжала, во время войны находилась долгое время тут, в районе, а потом, по уточненным справкам, жила с мужем в воинских частях Туркестанского военного округа...

- Я задам, может, не наивный вопрос... Зачем ему, Берии, так мощно было удерживать на плаву "дело" Зудько?

- Ну ты тогда действительно наивный. Ковалев рвал и метал, чтобы выслужиться перед Берией. Это ты понимаешь и сразу это понял. Понимаешь и то, что Ковалев, после приезда Берии, висел на волоске. Понятно? Кто-то же подбросил Берии мысль: Ковалев приехал, и Шугов вынужден был уйти! Выходит, Ковалев спровадил его? Да, Берия лично послал его на проверку. Но Берия был не простак. Лишь только он приехал и понял, что Ковалев спровадил Шугова туда, в Афган, он немедленно запросил "дело" Ковалева. Берия меня вызывал и сказал: "Какой подлец, этот Ковалев! Ему бы не было прощения, Митя! Но ты знаешь, что я, и ты вместе со мной, влипли! Мы же с тобой, Митя, посылали телеграммы товарищу Сталину! И о Зудько, и о железнодорожниках. Мы ему, подлецу, Ковалеву, доверились! И теперь ничего нам не остается, как играть в игру. Ты это тоже запомни. Один неверный шаг кого-то в этой игре... Ты меня понял, полковник!" И Берия потом делал вид, что верит Ковалеву. Он брезгливо морщился. Но Зудько приказал тут же расстрелять. Ее, правда, увезли в пески. Все же - женщина. Солдаты всегда стреляют женщин с содроганием.

- Я догадываюсь, кто стрелял и в Зудько, - сказал тихо.

- Совершенно верно, Ковалев. Он понял, что Берия догадался, разобрался во всем. Зудько должна была быть умертвлена немедленно. Однако он вывез ее в горы. Он повез в горы и ее мужа. И там... Это все уже видел Железновский. Меня там не ищи. Я не был там.

- А где все-таки ее могила?

- Я понимаю тебя. Ты дал, конечно, слово майору найти могилу?

- Да.

- У Железновского, у Железновского... С меня и того достаточно, что я знаю.

- Понятно. Спрошу у Игоря. Надо написать майору.

- Да, у него же дети... Они должны знать о матери хорошее... Послушай, - Дмитрий Васильевич прервал себя и спросил: - Выходит, Кравцов тебя под монастырь подвел?

Он как бы хотел удовлетворить и свое любопытство. Я не удивился смене разговора. Он меня упрекнул: мол, какой ты наивный, и тут же забеспокоился - чтобы я не обиделся.

Я пространно стал отвечать на вопрос Шмаринова. Не скрыл, что теперь стал трусом, боюсь. Рассказал о Мещерской, о том, как она, после звонка, приезжала, спасала меня, а сама подбрасывала еще в меня этот страх. Я сказал, что и звонок Кравцова меня насторожил, как насторожил и мою соседку. Но никогда бы в жизни я не подумал на Кравцова, что он способен на такое. Он был трусом.

- Раньше я никак не мог переварить, почему он, Кравцов, прятал меня тогда в своей "секретке", - сказал я. - Хотя тогда я думал, что он храбрей меня. Он все знает, но идет, даже боясь больше, на какие-то заступничества!

Я пытался Шмаринову объяснить, не понимая сам, как это сделать: почему все это со мной и с Кравцовым так произошло? Ведь даже Шаруйко не предал меня! А я не знал Шаруйко. А этот...

- Свою шкуру он тогда спасал, - прервал мои размышления Шмаринов. Кравцов испугался за себя. Как ты ушел от него, он сразу сообщил нам по телефону, что ты мечешься и ищешь убежища.

- Вот подонок! - возмутился я.

- Он работает на Ковалева давно, закладывал ему всех, в том числе и меня, - сказал мой давний коллега по волейбольным сражениям. - Служит с тех пор, как демобилизовался. Надо отдать должное Ковалеву. Кадры он действительно подбирает мощно. Стоило ему тогда вычитать в твоем "Деле", как Кравцов "предупреждал" СМЕРШ, что комсомольской организацией дивизии руководит враг, случайный, во всяком разе, как говорят украинцы, человек, - Ковалев на заметочку. И вот уже много-много лет - куда Ковалев, туда и бывший писарь Кравцов.

- Кравцов хотел стать секретарем комсомольской организации?

- Естественно. В гражданке широкая дорога. Кстати, бывший ваш цензор Мамчур сразу это раскусил. У него поэма есть. И в ней есть тип, похожий на Кравцова. Мамчур его приметил. Он же был, этот Мамчур, неплохой поэт!

- Да, да, - подтвердил я.

- Ты знаешь, что в этой поэме Мамчура речь идет о подвиге пограничников?

- О подвиге пограничников? О заставе Павликова?

- Именно. И Мамчур прав - это был подвиг. Уйти и не запятнать звание пограничника! Так трактует Мамчур те события. Они же... Они ушли, не накричав на судьбу. Единственный, кто осудил их, Кравцов, который идет у Мамчура под фамилией Бдителев. Бдителев закладывал всех потом подряд. Особый зуб он имел на пограничников, которые часто пропускали через рубеж по беспечности таких, как Шугов.

Честно, я думал после случившегося на квартире моих родственников: Кравцов - бедный, попал в железные руки генерала Ковалева: где-то, видимо, сделал промашку. Потому Ковалев его и "кинул" против меня. Кинул против "компромата".

Как бывает! - думал я. - Ведь если бы не Кравцов, мне тогда - крышка была бы! Никто не терпит самозванцев. А я ездил с Берия, может, с его двойником, в качестве "нашего сотрудника" - выражение Игоря Железновского. Железновский тогда сказал:

- Это наш сотрудник.

И я знал потом, что этот "наш сотрудник" должен был быть арестован, раз он "все видел собственными глазами". Да, свидетели - самое страшное, что есть для неправедников.