Ян Экстрём - Цветы для Розы

— Что и говорить, чисто сработано,— подтвердил он.— Ну а теперь я хочу с тобой поделиться кое-какими размышлениями…

Бурье жестом остановил его.

— Погоди. Сначала дай мне закончить — я еще не все выложил. Итак, легионер.— Он откинулся на спинку.— Жан-Поля, естественно, подробно допросили о том, какое отношение он имеет к портфелю, и он дал такие удовлетворительные объяснения — у нас имеется видео- и магнитофонная запись допроса,— что, не будь здесь этого легионера, нам не за что было бы его дольше задерживать. Однако вернемся к легионеру. Слушай внимательно. Хотя Жан-Поль, похоже, и должен был выйти сухим из воды, все же старший наряда решил произвести беглый обыск в его квартире, на что он, кстати, и имел предписание. Двоих людей с Жан-Полем он отправил в участок, а сам с четвертым полицейским остался там. Они обшарили все углы и в ржавой кастрюле на кухне обнаружили пистолет, который лежит сейчас на столе. Конечно, это тоже могло оказаться своего рода сувениром, взятым Жан-Полем на память о службе в Легионе, однако в данном случае это бы уже расценивалось как гораздо более серьезная кража по сравнению с другими мелочами, прихваченными им с собой. Так вот, прямо из участка они связались с военными властями, описали им пистолет, назвали его серийный номер и в ответ услышали, что это оружие поступило в армию всего около полугода назад. Иными словами, оно никак не могло быть украдено в то время, когда Жан-Поль проходил службу в Легионе. Теперь все вставало на свои места. Этот человек, несомненно, жил у Жан-Поля и, по-видимому, продолжал жить и теперь. Кроме того, возможности предупредить его у Жан-Поля не было, поскольку он сидел у нас под арестом.— Бурье довольно усмехнулся.— Так что здесь, как говорится, видна рука судьбы.

— Ну и что же с этим легионером? — спросил Тирен. С одной стороны, ему вовсе не хотелось торопить события, однако с другой, он понимал, что рано или поздно это дело перекочует со стола Анны-Беллы на его собственный.

— Этот вопрос не входит в компетенцию высших органов полиции,— сухо ответил Бурье.— Им займется окружная полиция. Рано или поздно поймают — поскольку след его уже имеется. Ну вот, с рассказом покончено. Теперь очередь за наглядным подтверждением. Будешь слушать магнитофонную запись или предпочитаешь посмотреть все по видео?

— Не нужны мне его реакции,— сказал Тирен.— Достаточно будет и обычной записи допроса.

Бурье поднялся, прошел к магнитофону и включил его, бурча себе под нос:

— Губы говорят «нет», а глаза — «да»; таким образом была разгадана уже не одна загадка.

Пошла запись:

— Допрос Жан-Поля Меру…

Бурье нажал на «стоп».

— Это мы пропустим,— сказал он.— Имя, некоторая вводная часть и кое-что из того, что я тебе уже рассказывал. Он прокрутил часть пленки, включил звук, послушал, прокрутил еще немного и наконец нашел нужное место:

— …портфель. С каких пор он у тебя?

— С вечера понедельника.

Тирен вздрогнул и насторожился.

— Так — а где ты его взял?

(Пауза.)

— Мне его дали.

— Дали? — Допрос вел не Бурье; голос у человека был низкий, приятный; он тщательно выговаривал каждое слово, умело меняя интонацию в зависимости от контекста.— И кто же?

— Этого я не скажу.

— Почему?

— Потому что не хочу, чтобы у этого человека были неприятности.

— А почему ты решил, что у него должны быть неприятности, если он просто дал тебе портфель? Может, ты подозреваешь, что он его где-нибудь украл? (Пауза.) Или же ты сам его украл?

— Я ничего не крал.

— Даже тот пистолет, что нашли у тебя? Или, может быть, это не твой пистолет? (Пауза.) Я тебя спрашиваю: это твой пистолет там, на столе? Может, показать?

— Не надо. Это мой пистолет.

— А каким образом он оказался у тебя?

— Я взял его с собой, когда окончил службу в Легионе.

— Так выходит — ты, значит…

— Да, я спер его, но я не думал, что это будет иметь такое большое значение после всего того, что мне пришлось пережить за пять лет в этом чертовом аду. (Голос у Жан-Поля был приятный и выразительный, однако язык явно отличался от того, каким привыкли пользоваться в изысканных парижских салонах; заметно было, что он сильно нервничает.)

— Нет, Жан-Поль Меру. Его украл твой дружок. Мы это знаем , Жан-Поль Меру,— у нас есть доказательства.

— Какие такие доказательства? (Голос дрогнул.) Он… он… (Жан-Поль умолк.)

— Что «он»? Ты хочешь спросить, поймали ли мы его?

— Нет, я хотел спросить о пистолете… он исправен?

— Вот как? Что ж — разумеется, исправен. Иначе, для чего бы тебе было его красть?

— Я его не крал — пару месяцев назад я купил его прямо на улице у одного парня, которому нужны были деньги. С тех пор он так и лежал у меня в гардеробе.

— В гардеробе? Забавно. А знаешь, где мы его нашли? В кухонном шкафу, в кастрюле. Краденый пистолет, который ты сначала украл, а потом купил у какого-то незнакомого человека на улице и положил в гардероб, полиция находит в старой кастрюле в кухонном шкафу. (Голос следователя стал суровым.) Жан-Поль Меру — ты не умеешь врать. (Долгое молчание.) Ладно, оставим это, рано или поздно все выяснится. Так что же с портфелем? Его ты, значит, тоже украл?

— Нет. (Голос звучал чрезвычайно взволнованно.) Я не крал и не находил этот чертов портфель. Мне его просто дали. Кто — не скажу, однако…

— Однако…?

— Тот, кто его нашел и дал мне,— честнейший человек на свете. И точка. Вы не имеете права выпытывать у меня еще что-либо.

— Но позволь, Жан-Поль Меру, с чего ты взял, что человеку, нашедшему портфель, это чем-то грозит? А, ясно,— вместо того чтобы дарить его тебе, по закону он должен был бы отнести его в полицию или в какое-нибудь бюро находок для дальнейших розысков владельца. Но ведь портфель-то действительно довольно красивый. Я чисто по-человечески вполне могу понять, что его захотелось оставить себе. Или подарить кому-нибудь, кто тебе действительно приятен…

— Я больше ничего не скажу.

— Пойми, Жан-Поль, все очень серьезно. Исчезновение этого портфеля связано с убийством советника посольства. Его опознали на все сто процентов. На нем найдены отпечатки пальцев советника, а также и твои. Мы считаем, что ты искренен, когда говоришь, будто тебе передало его какое-то третье лицо, ибо на нем имеются отпечатки и этого третьего. И ты, Жак-Поль Меру (голос следователя становился все более жестким и отрывистым, пока наконец не зазвенел на самой высокой ноте), ты просто обязан сообщить нам его имя.

Бурье уже давно стоял возле магнитофона, и при стих словах выключил его, хотя и видел, что Тирен весьма заинтригован.

— Здесь мы ненадолго прервемся,— сказал комиссар.— Сперва я бы хотел подкинуть тебе еще кое-какую информацию к размышлению; потом мы сменим пленку.— Включив обратную перемотку, он несколько минут подождал.— Вернемся в полицейский участок, куда сначала привели этого Меру. Часа три спустя после этого — самого его в это время уже доставили к нам — туда вихрем ворвалась какая-то женщина лет пятидесяти и потребовала, чтобы ее сына немедленно отпустили. При этом она жутко ругалась, призывая проклятия на голову всей французской полиции, суда и президента, если хоть один волосок упадет с головы ее «чада». «За что,— разорялась она,— за что, скажите на милость, было его хватать и сажать?» Все это, по ее словам, была какая-то чудовищная ошибка. Конечно же, она готова была тут же представить поручительство и выкупить его под залог, если это возможно. И под взглядами всех бывших в то время в участке и столпившихся вокруг нее сотрудников, включая сюда и машинисток и даже пару дворников, работавших под окнами, она выхватила из своей кошелки небольшой целлофановый пакетик, высыпала содержимое его на барьер перед дежурным, потом еще один, который швырнула на стол с такой силой, что он лопнул, и оттуда во все стороны со звоном брызнули, посыпались, покатились монетки достоинством в один франк, затем рухнула на барьер с этой грудой денег и зарыдала, приговаривая: «Если этого не хватит, скажите — я еще достану».