Ян Экстрём - Цветы для Розы

— Восстановить дипломатический иммунитет,— сказал Тирен.— Тебе нужно только распорядиться, об остальном я позабочусь сам, причем немедленно. Как ты только что вполне справедливо заметил, время сейчас уже не раннее, а я предпочел бы сделать это еще сегодня.

— С чего это, черт возьми, тебе так приспичило?

Голос посла больше всего напоминал какое-то протяжное шипение, время от времени прерывающееся, когда ему надо было набрать в легкие воздуха. Тирен, не обращая, казалось, никакого внимания на его нетерпение, сказал:

— Я хочу представить тебе самый подробный отчет о том, что в настоящий момент нам известно по делу Вульфа, ничего не прибавляя и тем более не убавляя,— ты сам увидишь, в нем, бесспорно, и так есть кое-какие пробелы,— а также не изменяя в нем ни единого факта. Ты узнаешь,— с этими словами он выбросил вперед указательный палец левой руки,— во-первых, чем обладает следствие на сегодняшний день, во-вторых,— к указательному пальцу добавился средний,— историю об исчезнувшем меморандуме, в-третьих,— рядом с двумя вырос безымянный палец,— каким образом честный человек может попасть под чье-то давление и к каким непредсказуемым последствиям это может привести, и в-четвертых, почему я считаю, что посольству следует вернуться к обычным установленным методам сотрудничества с французской полицией.— Тут он поднял наконец и последний палец и едва не уперся им в грудь послу.— Итак…

Действительно, это был подробный отчет, по крайней мере, настолько подробный, насколько это требовалось, чтобы посол смог составить себе полное представление о всей картине расследования. Что касается самого следствия, то в принципе все здесь упиралось в статус-кво, и, таким образом, не представлялось возможным пролить свет на остальные пункты, а также выяснить что-либо относительно личности преступника или же тех мотивов, которыми он руководствовался. Тем не менее на основании косвенных улик можно было констатировать, что, во-первых, шведский гражданин Петер Лунд действительно был убит и его убийцу разыскивает полиция, и во-вторых, что давление, которому подвергся Вульф, не нанесло прямого ущерба шведскому государству и его торговой политике. Посол дождался, пока столбик пепла с кончика его сигары упал, и с силой раздавил окурок в пепельнице. Довольно долго он сидел молча, задумавшись, тяжело пыхтя. Тирен всем своим видом показывал, что ждет его решения. Вытащив из нагрудного кармана новую сигару, посол сорвал с нее целлофан и не торопясь прикурил. Наконец, выпустив облако дыма, он сказал:

— Дьявол,— да ты хоть понимаешь, как это может быть воспринято? Сначала — полная готовность к сотрудничеству, и вдруг — трах — и, как ты выражаешься, крышка захлопнута. Довольно-таки странно, не находишь?

— А ты видишь этому альтернативу? — поинтересовался Тирен.

— Какая, к черту, альтернатива? Мы ведь не в меньшей степени, чем прежде, заинтересованы в расследовании этого дела.

— В самом расследовании — не меньше,— ответил Тирен.— Однако вовсе не в том, чтобы им продолжала заниматься французская полиция. Взять, к примеру, хотя бы эту историю с Розой Сонге.

— Роза Сонге — это что, та дамочка?

— Да,— подтвердил Тирен.— Я считаю, что если мы восстановим наш дипломатический иммунитет, дав при этом полиции удовлетворительные объяснения,— например, что мы уже сообщили им все те факты, которыми располагали, что допрос Розы Сонге ничего нового не прибавил и что теперь остается лишь одно — найти человека с ожогом, а французская полиция наверняка в состоянии справиться с этим и без нашей помощи,— то только лишь в этом случае мы, вероятно, сможем избежать скандала, который пытался замять и сам Вульф.

— Черт возьми, а какая разница? — Посол недоуменно пожал плечами.

— Тогда полиция не сможет требовать от меня деталей моего посещения мадам Сонге и рассказа о том, что в ходе него вскрылось. Я же всегда смогу отказаться отвечать на вопросы и тем самым не буду вынужден врать им в глаза.

— Дьявол, но они могут допросить эту Сонге и сами! — Голос посла стал визгливым, едва не срываясь на крик.

— Она может солгать,— сухо заметил Тирен.— И она солжет.

Несколько секунд посол обдумывал его слова. Потом внезапно спросил:

— А ты мог бы сформулировать обоснование — только чтобы оно выглядело правдоподобным?

— Разумеется.— На губах Тирена появилась довольная усмешка.— Причем не только правдоподобное — все формулировки его будут чистейшей правдой. Кроме того, я собираюсь связаться с комиссаром Бурье и попытаться убедить его поскорее закрыть дело. Он и так сам вполне допускает, что человек с ожогом уже мог покинуть страну вместе с меморандумом.

— Ладно, делай что хочешь,— сказал посол. Он задумчиво выпустил дым через уголки губ, так что сизые клубы его снова окутали серебристо-серую прическу.— Клянусь дьяволом, я так и не понял, каким образом этот человек с ожогом мог убить Вульфа. Может, полиция и докопается; а в сущности, мне на это наплевать. Теперь иди. Мне еще надо подписать одно письмо. Черт, вечно какие-то дела…

Продолжая улыбаться, Тирен быстро вышел из кабинета.

Подходя к своей комнате, он услышал звонок телефона. Поспешно отперев дверь, он бросился к столу. Звонили по внешнему — значит, кто-то из города. Кто-то, кто знает его номер и не считается с тем, что рабочий день закончен. Скорее всего — Бурье. Так оно и было. В голосе комиссара чувствовалась некоторая напряженность и в то же время радостное возбуждение.

— А я уже хотел бросить трубку,— сказал он.— Жаль было бы, если б ты узнал эту новость из утренних газет. Слушай, Джон Тирен,— произошли драматические события.— Напряжение в голосе росло с каждым словом; комиссар шумно вздохнул, стараясь набрать в легкие побольше воздуха. Тирен понял, что за этим должен последовать какой-то монолог.— Мы нашли его — человека с ожогом,— хотя и не совсем таким образом, как нам бы хотелось. Это был настоящий детектив — ну прямо как в кино. Позволь мне начать,— голос его слегка успокоился,— с самого начала, с того момента, как, пообедав, мы с тобой расстались. Эй, ты меня слушаешь?

— Да-да.

— Итак, значит, мы расстались, и первое, что я предпринял, было установить тщательное наблюдение за камерой хранения на Северном вокзале. Хотя уже прошло несколько дней с тех пор, как ключ от ячейки оказался у человека с ожогом, и вероятность того, что он забрал оттуда все содержимое, была весьма велика, все же оставалась еще надежда, что он не успел это сделать. Многое говорило в пользу того, что он будет выжидать. Прежде всего — то обстоятельство, что Вульф мог поставить обо всем в известность полицию и мы приготовили ему ловушку. Кроме того, он вполне мог рассудить, что торопиться не стоит — меморандум ведь находился в надежном месте. Здесь нам также немного повезло, если можно так выразиться. В последнее время в камере хранения участились случаи краж, и поэтому ее охраняли особо тщательно. Видишь ли, существует определенная банда, которая специализируется на том, что вскрывает и грабит ячейки. Так что последние дни там крутилось много наших людей в форме. Но все это — так, между прочим. Некоторое время спустя десяток полицейских, переодетых в штатское и снабженных приметами человека с ожогом, расхаживали по проходам между шкафами. И уже через полчаса рыбка клюнула. Он, естественно, не подошел и не помахал нам ручкой; просто один из парней заметил перед шкафом с ячейками какого-то человека в перчатках. Это в такую-то жару! Ясное дело — либо у него была экзема или какое-то повреждение рук, либо он не хотел оставлять отпечатков пальцев. Учитывая то, что было нам известно, он мог также скрывать под ними какой-то дефект пигментации. Кроме всего прочего, он пробирался как-то уж слишком осторожно: все время стараясь, чтобы вокруг было как можно больше народа, и так далее. Ну, словом, мы его заметили. О том, что произошло вслед за этим, я лучше зачитаю тебе прямо из рапорта: «Внезапно человек направился к одной из ячеек. Достав ключ, он вставил его в замочную скважину и, повернув, открыл дверцу. Потом сунул руку в ячейку, намереваясь, по-видимому, извлечь содержимое, и в этот самый момент раздался мощный взрыв. Из ячейки вырвалось пламя; мужчину отбросило к противоположному ряду шкафов и ударило о них с такой силой, что они едва не опрокинулись. Смерть, должно быть, наступила мгновенно. Взрыв был слышен на всей территории вокзала; в этот момент у шкафов камеры хранения было довольно много народа, однако, к счастью, никто другой не пострадал».