Мария Ланг - Скандинавский детектив. Сборник

Прежде чем встать, он судорожно сжал мое плечо.

— Если бы ты знал, как я ненавидел тебя в тот вечер,— сказал он. — Я ненавидел тебя за то, что тебе всего двадцать, а мне — тридцать пять.

— Тридцать пять — еще не возраст.

Он снова встал. На него начал действовать алкоголь. Он уже очень много выпил. Взгляд осовел, лицо покраснело.

— Ну и как же вы меня ненавидели? — спросил я. — Так сильно, что убили бы меня или ее, если бы между нами что-то было?

Он остановился и пристально посмотрел на меня из-под нависших бровей.

— Ведь не убил же я Гренберга.

— Не знаю, — отмахнулся я. — Я не знаю Гренберга. Не знаю, жив он или умер. И для меня это неважно. Его можно было не принимать всерьез. Через каких-нибудь две-три недели она рассталась с ним. Но есть вещи похуже.

— Ты все начинаешь сначала?

— Да, — отрезал я и предъявил свой главный козырь. — Вчера вечером вы мне сказали, что провожали Марту от здания филфака. Тогда-то она и сравнила Харалда Бруберга с тапиром. Отлично сказано! Очевидно, разговор этот происходил уже после следственного эксперимента: допустим, около половины девятого. Почему вы солгали прокурору и полицейским?

— Я не лгал…— устало буркнул Хилдинг.— Я думал, что мы с этим уже покончили.

Настроение снова испортилось. Мне ничего больше не оставалось, как продолжать допрос. Я откинулся на спинку дивана.

— Послушайте, Хилдинг, одно дело — врать полицейскому, другое — мне.

— Ладно, — согласился он, немного помолчав. — Я солгал Брубергу, когда сказал, что не видел Марту после следственного эксперимента. Но ты понял меня неправильно. Я провожал Марту до филфака сразу после следственного эксперимента.

— А если ее провожал туда кто-то другой?

Хилдинг закусил губу. Все его увертки были шиты белыми нитками. Но он по-прежнему думал, что ведет тонкую игру.

— Ее провожал туда я, — упорствовал Хилдинг. — Я догнал ее в Английском парке.

— Вздор, — отмахнулся я. — Петерсен утверждает, что подвез ее к самому факультету в своей машине.

Хилдинг посмотрел на меня.

— Значит, он лжет.

— Вы сами лжете!— крикнул я, но тут же взял себя в руки.— Разве можно так глупо и нелепо врать на каждом шагу? Вы же первый ушли из «Альмы» во время следственного эксперимента. И сами же заявили Брубергу, что немедленно уехали домой на своем «мерседесе». Перед тем как мы вышли из «Гилле», я позвонил Эрнсту Брубергу и все проверил.

Хилдинг молчал.

— Вы не хуже меня знаете, что все время лжете, — продолжал я.— Почему вы так боитесь признаться, что вчера вечером не были дома, если Марту убили не вы?

— Марту убил не я, — поспешно заявил Хилдинг.

— Что вы делали между половиной десятого, когда встретили Марту возле филфака и пошли ее провожать, и половиной двенадцатого, когда появились в баре «Гилле»? Куда вы шли вчера в половине десятого, когда встретили Марту?

— Это мое дело, куда я шел, — прошипел Хилдинг. — И тебя это не касается!

— Это было бы ваше дело, если бы примерно в половине десятого с Мартой не произошла небольшая неприятность, — спокойно заметил я. — А теперь это уже дело не только ваше, но и полиции! И Харалд Бруберг проявляет к нему вполне законный интерес.

Реакция Хилдинга на мои слова была странной и неожиданной.

— Ну и черт с ним! — сказал он и бросил в стенку стакан с недопитым грогом.

К счастью, стакан угодил как раз между двумя картинами, не повредив их, и разбился, осколки посыпались на пол. После этого Хилдинг вдруг как-то обмяк.

— Сейчас я помогу вам вспомнить, что было вчера вечером, — сказал я.— Вы встретили Марту у филологического факультета в половине десятого. Йоста Петерсен звонил сюда в половине десятого, но вас не было дома.

— Я был в…

— Не прерывайте меня. Мне надоела ваша ложь. Видимо, вы собирались куда-то идти. Я не знаю, куда именно. Вы с Мартой шли по Виллавейен, Тунбергсвейен и Английскому парку. Вспоминаете? Шли прямо к «Каролине».

Он стоял совершенно неподвижно, как статуя. И мрачно смотрел на меня. Его глаза превратились в узенькие желтые щелочки, из которых, казалось, вот-вот брызнет яд. На лбу выступили капли пота.

— Что было потом? — заорал я и встал.

Хилдинг кинулся на меня. Левой он двинул мне в диафрагму, и я полетел на диван. Удар правой, на которой было кольцо с печаткой, лишь слегка скользнул по скуле. Когда он хотел снова броситься на меня, я так лягнул его в живот, что он сложился пополам и опрокинулся на стол. При этом он повалил мой стакан и несколько пустых бутылок. В тот же миг мы снова были на ногах. Он опять бросился на меня. Я спокойно отступал, уходил от его ударов справа и слева и парировал их. Потом я заметил брешь в его обороне и нанес ему сильнейший удар правой по носу. Он отступил на шаг и закрыл лицо руками. Тогда я нанес ему два удара в живот, и он тяжело осел на пол. С него было достаточно. Я взял его за шиворот, дотащил до дивана и уложил. Он все еще закрывал руками нос. И тихо стонал. Я сел в кресло по другую сторону стола и посмотрел на него.

— Кровь идет, — пожаловался он.

— Вижу.

Я перегнулся через стол, достал из пачки сигарету и закурил. Потом откинулся на спинку кресла и снова посмотрел на него. Он прижал к лицу носовой платок.

— Не я начал, — сердито буркнул я.

— Я ее не убивал,— жалобно отозвался он.

— А я и не говорил, что вы.

— Но думаешь, что это я.

— Я ничего не думаю. Я просто удивляюсь, почему вы все время врете.

Он ничего не ответил. Я встал, прошел через маленькую переднюю на кухню и нашел там два пустых стакана. Когда я вернулся, Хилдинг лежал на диване все в той же позе, прижимая к носу платок. И одновременно следил за мной. Я взял бутылку и налил виски ему и себе.

— Выпейте, — сказал я, протягивая стакан.

Он взял стакан и залпом осушил его. Потом снова лег. Я сделал лишь маленький глоток и поставил стакан на стол.

— Ну что, будем говорить правду? — спросил я.

— Мне надо было привести в порядок кое-какие бумаги, — сказал он. — Поэтому пришлось пойти в канцелярию. Вчера вечером я и закончил.

— Какие бумаги?

— Благотворительного общества «Бернелиус».

— А раньше вы не удосужились? Скоропостижная смерть Манфреда оказалась очень кстати.

— Что правда, то правда, — вздохнул Хилдинг. — Но отравил его не я.

— А я и не говорю, что вы,— спокойно возразил я.

— Но думаешь, — упрямо настаивал Хилдинг.

— Вас не касается, что я думаю. Сколько раз надо повторять! И потом, кто еще, кроме вас, мог отравить Манфреда?

— Думаю, Герман.

— Если вас послушать, все преступления на свете совершил Герман.

— Я не люблю его, — признался Хилдинг. — И это уже мое дело, любить мне Германа или нет.

— Да, это ваше дело. А мне он начинает нравиться все больше.