Уильям Харрингтон - Господин посол

Она покачала головой.

- Никакой доли не будет. Мы не станем делить деньги. Будем пользоваться ими сообща, для общих дел.

- Ага, - протянул он. - Это интересно. Не думаю, что ваши люди знают толком, что намерены делать с деньгами.

Она поймала его взгляд.

- Мы говорили, чего хотим. Революции.

- Глупости, - отмахнулся он. - Что вы собираетесь делать, свергнуть правительство?

- Нет, не только, - возразила она. - Не только правительство. Мы хотим настоящей революции, полной перемены общества.

- По какому образцу?

Она мгновение колебалась, потом улыбнулась.

- Не думаю, что тебе хочется выслушать лекцию.

- Если не длинную - то в самый раз.

Она снова ненадолго замолчала, продолжая улыбаться. Потом сказала:

- Понимаешь, я все прекрасно чувствую... Не знаю только, смогу ли это выразить.

- Попытайся.

- Хорошо. Придется вспомнить историю. Мир знал немало революций, и великих, и не очень. Революции меняли соотношение между идеализмом и цинизмом, смещая его в сторону идеализма, пусть хоть немного, хоть чуть-чуть. Но мир полон жадных циников, которые никогда не перестают обманывать, толкаться, работать локтями, ухватывая немного здесь, немного там, и пользуясь всем, что попадает под руку, пока наконец все не закрутится в их пользу, а люди не останутся с носом. Ну, и в Соединенных Штатах мы дошли до этой точки. Я хочу сказать, что здесь баланс смещен в сторону цинизма до предела. Всем заправляют махинаторы, торговцы властью и рвачи. Деньги - все, люди - ничто. Куда ни глянь, везде творится только то, что выгодно, и очень мало кто пытается делать то, что нужно, но ничего не в состоянии добиться, потому что это затрагивает чьи-то прибыли.

Фрэнк кивнул.

- Верно. Согласен. Но что сможете сделать вы?

Она пожала плечами и очень просто сказала:

- Все сломать и начать заново.

Он тяжело вздохнул.

- Боюсь, это непросто. Для начала, откуда вы знаете, что построите что-то лучшее?

- Я могла бы ответить, что хуже быть не может. Но отвечу иначе: скажу, что люди, которые хотят перемен - идеалисты. Со временем их идеалы могут рухнуть, как идеалы прежних поколений. Но попытаться стоит. По крайней мере хоть немного, но баланс мы исправим. И кто с уверенностью может утверждать, что на этот раз мы не сможем его удержать?

- И вы считаете, что на это хватит миллиона долларов? Не слишком ли это наивно?

- Нет, миллиона долларов не хватит. На миллион в этом обществе немного купишь. Но вот что я скажу: при людях вроде нас получится намного больше, чем при нынешних властях. Потому что среди нас нет людей, для которых больше всего значат проценты.

- И что вы хотите купить? Бомбы? Оружие? Что именно?

- Сейчас мы все прекрасно знаем, что бомбы и оружие немногого стоят. Конечно, нам придется обзавестись каким-то арсеналом. На всякий случай. Возможно, часть мы потратим на газету, которая куда важнее оружия. Но деньги важны прежде всего потому, что деньги - это власть. Мао Цзедун говорил: "Хватайте власть". В Соединенных Штатах это означает "хватайте деньги". Тогда можно использовать власть денег, чтобы делать все, что угодно.

Фрэнк ухмыльнулся.

- Ладно, ладно.

- Ты понял, что я имею в виду? - поинтересовалась она.

- Все, кроме одного.

- Чего?

- Тебя. Почему ты? Ты говоришь, что деньги в этой стране решают все. Но ведь тебе все просто поднесли на блюдечке. Ты живешь правильно. У тебя университетский диплом, скоро ты получишь степень, и платить тебе за это не приходится. Общество, которое ты так не любишь, очень о тебе заботится. Я понимаю, когда так думает парень вроде меня, но тебя понять не могу.

- Общество, - тихо повторила Патрисия. - Я просто не могу в него вписаться.

Фрэнк ухмыльнулся и покачал головой.

- Вписаться? Это просто слово, Пэт. Только слово.

- Может, и так, - вздохнула она, - но для меня оно многое значит.

Они сидели в баре до полуночи, но ни Джош, ни Скотт так и не появились. Патрисия предложила Фрэнку пойти с ней на Сикес-стрит. Джош когда-нибудь все равно там появится - ведь скоро утро.

- Ладно, пойдем, - согласился Фрэнк. В любом случае ему хотелось посмотреть на их пристанище.

Они проехались на метро, потом пошли пешком. Как обычно, ночью в окрестностях Сикес-стрит было темно, молчаливые улицы практически обезлюдели. Патрисия сказала Фрэнку, что с ним чувствует себя намного уютнее. И вспомнила двоих наркоманов, которые её избили и ограбили.

- В этом ты тоже обвиняешь систему? - ехидно спросил он.

- Отчасти да, - ответила она. - Но не совсем. Я готова признать, что есть люди - очень немногие - подлые просто от природы. Негодяи останутся негодяями в любом обществе, как мне кажется.

- Надеюсь, тебе понадобилось не слишком много времени, чтобы это понять.

Когда они переходили улицу, Фрэнк взял её за руку. Но на тротуаре отпустил. Потом они свернули за угол, он обогнал её и зашагал по краю тротуара. Как будто она снова была в Балтиморе и шла с одним из школьных приятелей...

- Это животное все время так с тобой обращается? - спросил он, когда они молча прошли с полквартала.

- Кто?

- Скотт.

- О. Ну, он... Иногда.

- Почему ты его терпишь?

- Я его люблю.

- Правда? И долго это продолжается?

- Довольно долго... С первой встречи. Это было прошлым летом, вскоре после моего приезда в Нью-Йорк.

- Непорядочный тип, - заявил Фрэнк.

Патрисия улыбнулась.

- У него свои странности. Но есть и другая сторона, ты о ней не знаешь.

- Да? И часто ты её видишь?

- Достаточно.

Они свернули на Сикес-стрит. Она подняла глаза на Фрэнка, вглядываясь в полумраке в его лицо, стараясь разглядеть, улыбается он или хмурится. Насколько был серьезен этот разговор? И вдруг боль, неожиданная безумная боль разорвала виски, она ослепла, уши заложил гнетущий рев, и она почувствовала, что падает.

Когда сознание вернулось, Патрисия услышала визг, хруст, шарканье ног - все вокруг смешалось. В смятении сверкающих лучей, которые били по глазам, она ничего не видела, но спиной ощутила холодный асфальт и поняла, что лежит навзничь. Голова раскалывалась. В панике она сжала её руками. Кто-то пнул её или просто задел ногой, топая мимо. Она попыталась встать и не смогла, перевернулась и свалилась с тротуара в сточную канаву. И тут она услышала свой плач.

А потом внезапно стало тихо, и её чувства постепенно пришли в норму. Она почему-то оказалась под задним бампером припаркованной у тротуара машины. Патрисия слышала свое тяжелое дыхание и страдальческие стоны. Под спиной было мокро. Она начала подниматься и уже на четвереньках замерла от мучительной пульсации в висках.

Тут рядом на колени опустился Фрэнк и ласково коснулся её плеча.

- Тебе досталось, Пэтти? - хрипло прошептал он.

Она кивнула, но не могла поднять головы и замерла на четвереньках только такая поза давала надежду избежать невыносимой боли.