Ги Кар - Чудовище

- Я не понимаю ни слова из того, что вы говорите, ответил стюард.

- Если вы ничего не понимаете, господин Тераль, отчего же так смертельно побледнели? Ну ладно, я помогу вам вспомнить, рассказав, как именно я вас "вычислил". Официальное следствие не принесло никаких результатов, и я провел собственное небольшое расследование. Я разыскал всех членов семьи Вотье, добрался до Института Санака, наряду с этим поднял также некоторые документы Всеобщей трансатлантической компании. Я получил список фамилий всех пассажиров, находившихся на "Де Грассе" во время того злополучного рейса, изучил все радиограммы, отправленные с его борта, и среди вороха поздравительных телеграмм и денежных переводов наткнулся на коротенькую телеграмму за подписью некоего Анри: "I share you sorrow", то есть "Разделяю ваше горе". Это несколько выспреннее послание навряд ли привлекло внимание радиотелеграфистов "Де Грасса", которым и в голову не пришло сопоставить это "разделенное горе" с совершенным на борту убийством. Однако меня, старого буквоеда, оно насторожило. Я отметил, что некий Анри отправил телеграмму через полчаса после того, как было обнаружено преступление. Телеграмма была адресована некой Филис Брукс в Нью-Йорке. Я тотчас попросил одного моего старого приятеля, уже с четверть века живущего в этом городе, негласно навести кое-какие справки об этой таинственной незнакомке, которая разожгла мое любопытство. Вскоре я получил от него сведения о ее своеобразной профессии и последних связях. В этом списке фигурировало имя Джона Белла. Тогда же я узнал и о том, что три года тому назад Филис Брукс вышла замуж за некоего Анри Тераля, французского гражданина. Девичьей фамилией Филис пользовалась только для нужд своего ремесла. А телеграмма, отправленная с "Де Грасса", носила подпись "Анри". Согласитесь, совпадение по меньшей мере любопытное! Не найдя Анри в списке пассажиров, я попросил разрешения взглянуть на список команды, где и обнаружил имя "Анри" в сочетании с фамилией "Тераль" - он оказался стюардом по обслуживанию кают-люкс, одну из которых занимал Джон Белл! И все встало на свои места!

По залу прокатился восхищенный гул. Даниелла с обожанием смотрела на своего наставника, который, несколько смутившись, безуспешно пытался пристроить очки на носу. Он откашлялся, прочищая горло, и продолжил:

- Мой вывод прост: настоящий убийца Джона Белла - перед вами, у свидетельской решетки... В надлежащее время он, видимо, предстанет перед судом, и, боюсь, задача его защитника будет трудной - во всяком случае, для моих старых плеч она была бы непосильной. Свою же миссию защиты Жака Вотье я, смею надеяться, выполнил: подсудимый будет оправдан. Я ни от кого не жду благодарностей - ни от своего необычного клиента, которому причинил немало горя, открыв глаза на вероломство жены, ни от госпожи Соланж Вотье, которая вряд ли скажет спасибо за то, что я огласил некоторые интимные подробности ее жизни, ни, наконец, от родных несчастного слепоглухонемого, которые, конечно же, не простят мне, что в последний момент я сумел избавить подсудимого от быстрой и верной казни, предусмотренной статьей триста второй Уголовного кодекса, на применении которой с таким усердием настаивал господин прокурор. Единственный человек, который в глубине души, как мне думается, благодарит небо за ниспосланное мне вдохновение, это многоуважаемый, скромный Ивон Роделек, чьими усилиями будничный поначалу ход настоящего процесса был вознесен в сферы самых высоких человеческих чувств...

6. ПРИГОВОР

Наконец-то Виктор Дельо смог облачиться в домашний халат и сунуть уставшие ноги в шлепанцы. Утонув в старом кресле и запрокинув голову назад, он, похоже, забыл о существовании своей юной помощницы.

- Вы, должно быть, устали, мэтр. Может, мне лучше уйти?

- Нет, нет, внучка, - ответил адвокат, не разлепляя век. - Побудьте еще немного: ваше присутствие действует на меня успокаивающе...

- Как я восхищена, мэтр! Вы не только спасли Жака, вы заставили его ощутить себя человеком! Из чудовища вы превратили его в существо, способное чувствовать и вызывать человеческие чувства в других...

- Что ж, нашелся хоть один человек, чьих ожиданий я не обманул!

- А как слушал вас зал! Все буквально глядели вам в рот: ведь вы олицетворяли собой само правосудие, становясь поочередно то полицейским, то следователем, то защитником, то обвинителем... Скажите, но почему бедного Жака не освободили сразу? Ведь он столько пережил! Неужели и эту ночь он проведет в тюрьме?

- Дитя мое, юстиция - обидчивая старая дама; ей досадно, что ее обвели вокруг пальца, и кто? Слепоглухонемой! Успокойтесь, не пройдет и трех дней, как Жак Вотье вернется к супруге.

- Вернется к супруге?! Я больше чем уверена, что он не пожелает жить с ней!

- Однако это необходимо, внучка... Что станется с ним без нее? Жак - парень с головой, он наверняка сообразил, что минутная слабость Соланж значит не так уж много в сравнении с той самоотверженностью, какую она проявляла начиная с детских лет. Лично я не представляю себе ни Жака без Соланж, ни Соланж без Жака...

- Ну, а вы, мэтр? Что вы будете делать дальше?

- Я? Пока что постараюсь заснуть так же крепко, как по молодости спите вы, внучка. Надеюсь, во сне ко мне не явится вся эта орава глухонемых, слепых, братьев ордена святого Гавриила, американских сенаторов, судебных медиков и девиц с Бродвея!

- Спокойной ночи, мэтр...

Однако уже с порога девушка вернулась и, помявшись, спросила:

- Мэтр, простите меня, но очень хочется, чтобы вы разъяснили одну подробность.

- Валяйте.

- Я до сих пор не могу понять, как вам удалось раскрыть тайну зеленого шарфа? Ведь Вотье выбросил его в море!

- Очень просто... Встретившись с Соланж Вотье на аллее розария Багатели, я, несмотря на близорукость, не преминул рассмотреть ее. Мое внимание привлекли главным образом две вещи: своеобразный запах духов и серый шелковый шарф на шее... Очень скоро я понял, что так сильно пахнет духами именно шарф, и в памяти всплыл отрывок из романа "Один в целом свете", который я читал накануне. В нем автор писал о жене главного героя примерно следующее: "Она часто укутывала шею зеленым шелковым шарфиком, который никогда не забывала надушить... У нее это было знаком внимания к мужу, который любил зеленый цвет, хотя никогда его не видел. Всякий раз, вдыхая нежный аромат, источаемый шелковым шарфом, он представлял себе, разумеется, на свой манер, зеленый цвет". Мысленно я тут же провел параллель между четой Вотье и двумя главными персонажами романа и сделал вывод, что автору книги, наверное, тоже нравится надушенный шарф, который носит его жена. Потом мысли мои приняли совсем иное направление: у меня к собеседнице была уйма других, куда более важных вопросов.