Дерек Картун - Летучая мышь

- Я вовсе не Симянский, месье, с чего вы взяли? Мое имя Радеску, Ион Радеску, - он ткнул пальцем в вышитые на кармане буквы.

- Для меня вы - Борис Симянский. Под этим именем вы значитесь в наших архивах.

- Мои документы в порядке, месье. Должен вам сказать, что у меня много знакомых в вашем Министерстве...

- В контрразведке, в службе госбезопасности и в префектуре полиции вы также пользуетесь известностью, - Баум властным жестом остановил словесный поток, явно готовый излиться из уст собеседника. - Не тешьте себя надеждой, что я не удосужился познакомиться с вашим прошлым. Обязан вам сказать: не прошлое, а настоящее послужит предметом нашей беседы. А также будущее ваше будущее.

- Уверяю вас, вы принимаете меня за другого. Это ошибка, да-да. Мои друзья в министерстве внутренних дел и в посольстве Соединенных Штатов будут только рады подтвердить, что я - Ион Радеску. Обратитесь к мистеру Хергемеймеру или даже к послу Шерману - вы с ним безусловно знакомы, приятный человек. Это несчастное недоразумение надо разрешить как можно быстрее. Само собой разумеется, я оставлю эту ошибку без последствий, вам не о чем беспокоится, хотя вы причинили мне ряд неудобств, даже унизили...

- Ошибки не произошло, Симянский. Неудобства и унижения только начались - если вы не образумитесь. Ваши люди Раве и Бланк во всю дают показания. Альбер Шаван - он, знаете ли, вас терпеть не может - тоже кое-что рассказал. Странный вы человек, Симянский - я вам добра желаю, а вы мне голову морочите.

- Дорогой Баум, - не сдавался Симянский-Радеску, - Мы оба знаем, что многие вещи часто кажутся не такими, какие они есть на самом деле. Ну и что, если мои подчиненные Бог весть что наболтают? Кто поверит их показаниям, данным под принуждением? Да никто не поверит! Не забывайте о моих влиятельных друзьях. - Он умолк, улыбнулся и добавил выразительно, - О друзьях!

- Во Франции у всех есть друзья, а то и родственники, - бодро подхватил Баум. - Любой сутенер с улицы заявляет, что его трогать нельзя, потому что у него дядюшка в мэрии работает - марки там лижет. Мои приятели в полиции часто жалуются, что из-за этого кумовства трудно работать. Но мы-то с вами не в полиции, Симянский, а в контрразведке. Здесь никакая дружба не срабатывает.

Он сделал паузу, перегнулся через стол:

- Вы ступили на зыбкую почву и все ваши так называемые друзья от вас откажутся, как только узнают, что речь идет о шпионаже в пользу СССР, - эти буквы он произнес с расстановкой.

Пухлый человечек в светло-голубом костюме заморгал беспомощно, перевел взгляд с Баума на меня и обратно, будто в надежде, что один из нас успокоит его, скажет, что мы просто пошутили.

- Блефуете, - произнес он наконец. - Точно, это блеф. Вы нарушаете мои права.

- Заткнись ты, - прикрикнул на него Баум неожиданно грубо, - Здесь я сам решаю, какие у кого права. Твои отпечатки пальцев совпадают с отпечатками из досье Симянского - его судили в сорок шестом за сотрудничество с немцами и за грабеж имущества евреев, приговор - десять лет тюрьмы. Компьютер все как есть доложил, можешь на него жаловаться, сколько влезет.

- Я должен поговорить со своим адвокатом, - произнес арестованный упавшим голосом. - Ни единого слова без него не скажу, но предупреждаю, что ваше поведение приведет к серьезным для вас последствиям.

Мелкие капли пота выступили у него на лбу, и он снова взглянул на меня, будто ожидая сочувствия.

- Уведите его, - устало промолвил Баум, вызвав сотрудника. - Допрос продолжайте. Когда он поумнеет, дайте знать. И если он готов на компромисс, то пусть поторопится, потому что я сделки заключаю только в первый день.

Говоря все это, Баум уже и не глядел на задержанного.

- Поверить не могу... - начал было тот, но Баум не дал ему договорить.

- Уберите его отсюда, я занят, - и небрежно махнул рукой в сторону двери. Сотрудник крепко ухватил Радеску за рукав и буквально выдернул его из кресла.

- Может, что и выйдет, - сказал Баум, когда мы остались одни, - Но особых надежд на это пресмыкающееся возлагать не стоит. Надо ещё что-нибудь предпринять. Например, пообедать. Пусть сюда принесут.

За обедом, состоявшим главным образом из сосисок с капустой, Баум сказал задумчиво:

- Сейчас, пожалуй, сыграем в очко с Альбером. - И добавил:

- Все это дело в любую минуту может рухнуть, и я вместе с ним.

- Мне известно, как вы рискуете. Вашим нервам позавидовать можно.

Баум улыбнулся:

- Иной раз приходится рисковать. Только не думайте, что у меня приступ англо-французской дружбы или что я изображаю из себя эдакого крестоносца борца за справедливость. Рискую, потому что убежден: сейчас проиграешь, потом хлопот будет куда больше.

- Лично для вас?

- Для страны. И соответственно для меня тоже. Я эти понятия стараюсь не разделять.

- Я не спрашиваю, почему вы действуете так, а не иначе, хочу только сказать, что я вам признателен за сотрудничество.

- Признательность вашу принимаю, но мотивы у нас разные, - сказал он, - Пока интересы наших стран совпадают - отлично. Просто великолепно. Но если они разойдутся - тут уж не обессудьте.

Он сложил крест-накрест вилку и нож на тарелке, отодвинул её, наполнил свой стакан. И тут же позвонил по внутреннему:

- Шавана сюда.

Когда того привели, Баум жестом предложил ему сесть.

- Мне право жаль, Альбер, что такой у тебя выдался неудачный день. Надеюсь, теперь мы договоримся и разойдемся по домам, к нашим женщинам.

- Сильно сомневаюсь, - Шаван пожал плечами.

Баум пододвинул к нему бокал с вином и продолжал негромко:

- Утром я тебе сказал, что это дело имеет европейский аспект. Ты не отреагировал - может, просто не знал об этом или подумал, что я блефую. Но это не так, Альбер. Я тебе кое-что расскажу - имей в виду, я многим рискую, если ты обманешь мое доверие. Но и ты рискуешь. Если, выслушав меня, захочешь и дальше молчать и спустишь на меня этого своего Леннуа, то через какое-то время тебя обвинят в том, что ты работаешь на русских американские друзья тебя так подставят, что не отмоешься. - Баум помолчал ожидая ответа, но не дождался и продолжал:

- В деле замешаны Хенк Мант и ЦРУ, но не это главное. Если вообще оно существует, это дело, то обернется оно против русских. Маршан - по своей воле или вопреки ней - работал и на них тоже. Ты этого, конечно, не знал. Но я-то знаю, и, стало быть, ты, связавшись с теми, кто всеми силами препятствует разоблачению Маршана, фактически действуешь в интересах советской разведки. Кстати, один из их агентов счел за лучшее поскорее ретироваться. Вчера вечером исчез... Не так уж глупо с его стороны...

- О ком ты говоришь?

- О Жюле Робертоне.

- Первый раз слышу.

- Возможно. Но это уже неважно. Сам знаешь - в таких случаях замаранными оказываются все, кто хотя бы косвенно был связан с агентом. Когда все это разнюхают газетчики, им понадобятся жертвы. Как обычно. Теперь рассуди, дорогой Альбер, сколько народу занимается расследованием. В этом здании в данную минуту несколько десятков человек. И кто-то из них наверняка назовет твое имя и при этом добавит: только я вам ничего не говорил. Может, даже кто-то из моих людей: захочет заручиться любовью прессы или отдать должок, ну, ты знаешь...