Аркадий Адамов - На свободное место (Инспектор Лосев - 3)

- Брешет пес! - огрызаюсь я. - А твои приметы вроде бы те самые, что мне шепнули. - Я вглядываюсь в Лехину круглую рожу. - Но все дело в трупе. Где ты его завалил?

- Говорю, не знаю.

- Темнишь, Леха? - угрожающе говорю я. - Ну, гляди. Сам все равно теперь из Москвы не выберешься. Захлопнуло тебя здесь.

И я энергично сжимаю перед его носом кулак.

Лехе становится явно не по себе, он нервно затягивается и яростно мнет недокуренную сигарету в стеклянной пепельнице.

- Ладно, - решается он. - Сейчас вспомним.

Леха морщит лоб и энергично скребет затылок.

- Значит, так, - говорит он. - Здоровущая церковь там недалеко. Видно ее с того двора даже. Потом, вокзалы рядом. Вот в том дворе мы его... вечером.

"Мы"! Леха впервые сказал "мы".

- Неужто пальнули? - пугается Илья Захарович.

- Еще чего, - самодовольно усмехается Леха. - Мы его - чик! И не кашляй. А потом Чума камнем по лампочке. И тикать.

- Так, может, вы его не до смерти? - спрашиваю я и с трудом подавляю даже малейшую нотку надежды в своем голосе.

- Все точно, - отвечает Леха. - Не дышал уже.

- Да ведь вы утекли, - настаиваю я.

- Вернулись потом. В сарай чей-то затащили. И за доски спрятали. Теперь до весны, это точно, - словно сам себя успокаивая, говорит Леха.

- А сарай-то чей был? - продолжаю расспрашивать я.

- Хрен его знает. Мы петлю вывернули, а потом на место поставили. Так что ничего они не нашли, брехня все, - убежденно заключает Леха.

И лениво тянется снова к сигаретам.

- А что, Леха, не страшно тебе было убивать, а? - спрашивает Илья Захарович, и я вижу, как чуть заметно задрожали вдруг толстые Лехины пальцы, в которых он уже зажал сигарету.

- Чего ж тут страшного? - храбрясь, отвечает он. - Чик и... готово.

- Много страшного, - вздыхает Илья Захарович. - Если в первый раз, конечно. Человеческая жизнь, Леха, чего-нибудь стоит. Что твоя, что другого. Как считаешь? Охота тебе, скажем, помереть?

- Кому ж охота?

- Ну вот. А ты говоришь, отнять ее нестрашно.

- Пьяный я был, - хмуро говорит Леха, отводя глаза и стараясь не смотреть на свои руки.

Нет, совсем не спокойно у него на душе, мутно там, тошно и страшно, я же вижу. И это больше, чем любые его слова, свидетельствует о том, что Леха и в самом деле замешан в таком жутком преступлении, как убийство. И замешан, оказывается, не один. Но мы, однако, ничего об этом убийстве не слышали. Неужели они на самом деле спрятали труп в каком-то сарае?

- Ну, кое-чего я вспоминаю в том районе. Ты меня поправь, если не так, - медленно говорю я, словно в самом деле роясь в своей памяти. - Двор этот проходняк... Оттуда как раз Елоховская церковь видна... Ворота железные, на цепи, но пройти можно...

- Прямо в доме ворота, забора нет, - вставляет Леха.

- Точно, - соглашаюсь я. - Двор небольшой такой, тесный, - продолжаю как бы вспоминать я. - Детская площадка посередине, а справа сараи, штук шесть, так, что ли?

- Точно, - удивленно таращится на меня Леха. - Только сараи прямо будут, за площадкой. А справа дом.

- Ага. Трехэтажный, кирпичный...

- Не. Пяти. А с третьего этажа тот шел, ну которого мы...

Леха вдруг запинается, решив, что сказал что-то лишнее, и, усмехаясь, добавляет, надеясь, видимо, отвлечь мое внимание:

- Лопухи! Среди зимы надумали ворота красить зеленью какой-то.

- Да ладно, - небрежно машу я рукой, словно и думать мне надоело над всей этой ерундой.

Что ж, теперь пожалуй, можно попробовать отыскать тот двор. Вполне можно попробовать.

Мне, однако, не дает покоя пистолет. Я ни на минуту о нем не забываю, пока веду разговор с Лехой. Это дело нешуточное. Если я этот пистолет не найду, если он останется у кого-то из бандитов, страшно подумать, что может случиться. И все, что случится, будет целиком на моей совести, чья-то оборванная жизнь, например. С ума можно сойти от одной этой мысли.

Итак, следует перевести теперь разговор на пистолет, надо реализовать нашу "домашнюю заготовку".

Я небрежно достаю из кармана патроны и рассыпаю их на столе перед Лехой. Он недоверчиво, с любопытством рассматривает их, ни к одному, однако, не притрагиваясь.

- Узнаешь? - насмешливо спрашиваю я.

- Чего ж тут не узнать, - в тон мне отвечает Леха.

- Эх, темнота, - уже с откровенной насмешкой говорю я. - Это же все разные калибры, вон, на глаз видно, - и кладу рядом два патрона. - Вот "вальтер" номер три, а это - наган. А вот этот, - я придвигаю ему третий патрон, - от ТТ. Лавка к тебе приехала, дура. Выбирай чего требуется. Ну?

Леха озабоченно чешет затылок.

- Вроде "вальтер"...

- "Вроде!" - передразниваю, я. - А номер какой?

- Хрен его знает какой.

- Ну, тащи тогда, примерим, чего тебе требуется.

- Ишь ты, какой "примерщик", - недоверчиво усмехается Леха, наклоняясь над столом и рассматривая патроны, по-прежнему не решаясь, кажется, к ним прикоснуться, потом откидывается на спинку кресла и, сунув руки в карманы, объявляет: - Вот я их отнесу, там и примерят.

- Там пусть свои примеривают, - зло отрезаю я. - А эти, милый человек, я из рук не выпущу, понял? Не мои они.

- Так я тебе гроши оставлю.

Я знаю, что Лехе уже не выйти просто так из этого дома. Стоит ему показаться на улице, как его возьмут под наблюдение и он сам приведет наших ребят к месту, где спрятан пистолет, или к его истинному владельцу. Может быть, он приведет нас к Чуме? Или к третьему, если он существует? Однако отдавать Лехе патроны я все же не должен. Еще не хватает снабжать этих гадов патронами, даже если подойдет только один. Это может стоить одной человеческой жизни. Кроме того, такая подозрительная доверчивость - отдать ему все, а главное разные патроны, большинство из которых ему не подойдет, при их очевидном дефиците, способен только последний "лопух", и это может насторожить Леху или того, другого, к кому он понесет патроны.

- Значит, так, - решительно говорю я, поворачиваясь к Лехе. - Хочешь маслята примерить или нет? Давай сразу говори.

- Хочу, - не задумываясь, отвечает Леха.

- Тогда ноги в руки, и пошли, - все так же решительно заключаю я. - Так и быть, гляну, что за пушка у вас.

- С тобой... ехать?

- Со мной. Чего вылупился? - усмехаюсь я. - Не бойся, не обижу.

- Ну зачем обижать, - неуверенно гудит Леха, все еще не придя в себя от моего неожиданного решения. - Мы зазря тоже никого не обижаем.

- И того, значит, не зазря, - вполне к месту интересуется Илья Захарович. - За дело, выходит, а, Леха?

- За дело, - хмуро соглашается Леха.

- Как же вы с ним перекрестились, ежели ты первый раз в Москве, а он, выходит, тутошний? - не отстает Илья Захарович.

- Он тоже из наших мест.

- Чего же вы его там не завалили, у себя? - удивляется Илья Захарович. - Чего проще-то, лопухи?

- Значит, надо было так, - недовольно отрезает Леха и предупреждает: Не цепляйся, дядя Илья. Больше трепать об этом деле не буду. Нельзя.