Владимир Кашин - Чужое оружие (Справедливость - мое ремесло - 4)

- Не в Марии дело... Мне Иван ее нужен был... А она только о ребенке думала и бога молила... Прошлой же ночью пошла на блуд с братом Михаилом. Испоганила себя, опозорила всех нас! Не будет ей дитя. Ничего не будет: ни семьи, ни любви, только смятение души и черный адов огонь. Не привела Ивана под мое благословение, не захотел он мне и Христу служить - уничтожу обоих, развею, как песок в пустыне.

- Страшный ты человек, Петро...

- Мне отомщение и аз воздам! Ненавижу и радуюсь их горю. Всю жизнь хоронюсь, ничего не мило из-за них - и хлеб горький, и солнце не греет, и ветер прохладу не дает. Всех бы уничтожил, будь на то моя воля... А теперь иди! - властным голосом приказал после паузы Лагута. - Чтобы никто не видел... И о своем грехе не забывай... Когда язык почесать захочется...

- Не накликай беды!

Ганна Кульбачка тенью выскользнула из сеней, и ночь сразу поглотила ее.

Мария едва дышала от того черного тумана, который окутал ее и сдавил горло. Вся ее гордость, с детства униженная увечьем, растоптанная прошлой ночью, восстала сейчас в ней.

Не помня себя, прохрипела в гневе в открытое окно.

- Выйди!..

- Кто там? - удивленно спросил Лагута, выглянув в темный двор.

Она стояла немая, оцепеневшая.

- А-а, Маричка, - узнал он. - Что тебе?

Она молчала. Мягко плескалась Рось у берега, ночной ветерок шуршал в саду, ласкал листья, ожившие после жаркого дня.

Лагута вышел на крыльцо и спустился к Марии.

- Ну, что тебе? Чего пришла? - спросил строго.

Поднявшаяся луна протянула от них по траве через весь двор длинные тени.

Лагута не видел соседки со вчерашней ночи и не хотел видеть. Но должен был что-то предпринять.

- Что с тобой, сестра моя? - Он решительно шагнул к ней.

Она испуганно начала отступать.

- Да что с тобой? - уже ласково повторил Лагута.

Вдруг страх сковал его движения и лишил голоса.

Гулкий выстрел разорвал ночь и, грохоча, покатился между холмами...

Лагута зашатался и, хватая руками воздух, начал оседать на землю.

Из рук Марии выпал тяжелый парабеллум, и она, ослепленная, оглохшая, окаменело застыла посредине двора.

Лагута ужом полз по траве, истекая кровью.

Пересиливая боль, схватил лежавший на земле пистолет.

Мария все еще стояла как столб.

Прогремел второй выстрел, и ночь снова заохала в берегах, застонала, заголосила...

Иван Чепиков выскочил из дома и бросился во двор Лагуты...

* * *

В Киев возвращались "ракетой". Гул двигателя мешал разговору. Коваль не убирал от Ружены свою крупную жилистую руку, делая вид, что не замечает ее нежного прикосновения и тоже любуется зелеными берегами могучей реки, обласканной утренним солнцем, ее золотыми песчаными косами. Голова его отдыхала от длительного напряжения. Он думал о том, что все в его жизни складывается хорошо, сейчас даже лучше, чем это было две недели тому назад, когда они вместе с Руженой собирались отправиться в отпуск.

Потом пошли мысли о том, что уже пришло время подведения итогов, когда одиночество особенно тяжело, что Ружена для него не только привлекательная женщина. Теперь рядом есть человек, с которым можно поделиться всем, зная, что тебя услышат и поймут...

Он решил, что скажет ей об этом дома, а сейчас только крепче сжал ее теплую руку.

Киев - Черкассы

1975 - 1976