Владимир Кашин - Приговор приведен в исполнение (Справедливость - мое ремесло - 1)

Пожалуй, никакому изощренному садисту, никакому маниакальному психопату не пришло бы в голову после неудачной попытки изнасилования и после зверского убийства располагать и укладывать труп точь-в-точь, как на картине. В воображении своем садист мог, вероятно, предвкушать победу и торжество необузданной страсти. Но ведь торжества-то никакого не было. Было поражение и мертвая, но не покорившаяся женщина. Какая уж там победа!

А сколько света во всей этой картине! Какие живые глаза у Нины Андреевны и какая легкая, нежная полуулыбка! И в глазах - радостное, по-детски искреннее восхищение той красотой, которая царит окрест... По всей вероятности, такие произведения рождаются в минуты истинного вдохновения.

Занимаясь делом Сосновского, подполковник прочел много статей об изобразительном искусстве и знал, что живописец вкладывает в каждую свою вещь и частицу сердца - радостного или печального, доброго или злого. Что бы он ни писал, в конечном счете он так или иначе отображает свою душу, свое настроение, свой характер.

Ковалю вспомнились сломанные, пожелтевшие стебельки на поляне. Выходит, трава даже после дождей поднялась не вся. Это свидетельствовало о борьбе между жертвой и убийцей или о том, что труп волокли по траве. А молоток под трупом? Сама она упала на него или его потом подложили?

А не волокли ли труп к яблоньке, чтобы придать ему именно то положение, как на картине?! Но зачем же, черт возьми? Кому это понадобилось? И для чего?

- Кто вы? - послышалось теперь уже прямо за спиной Коваля.

Подполковник был настолько поглощен своими мыслями, что не слышал, как в комнату вошел хозяин дачи.

- Ах, это вы, товарищ Коваль...

Подполковник скользнул по управляющему отсутствующим взглядом, будто посмотрел сквозь него, как сквозь пустоту...

- Заходите, пожалуйста, - растерянно произнес Петров, хотя Коваль уже и так вошел. - Я вот впервые сегодня вырвался сюда, порядок навести... Раньше не мог... Работа... Спасибо, что навестили... Я не слабонервный, а все-таки жутковато одному.

Подполковник отошел от картины и огляделся. Сейчас, когда солнце из освобожденного от штор окна ворвалось в комнату, запустение в доме стало еще заметнее. Мебель была в пыли, на полу лежало опрокинутое плетеное кресло, на спинке дивана стоял мутный немытый стакан.

Словно поняв, какое впечатление произвела на Коваля комната, Петров сказал:

- Без хозяйки дом - сирота... - И вдруг спохватился, засуетился: Сейчас, сейчас что-нибудь сообразим. Такой гость... и так неожиданно...

- Ничего не надо, - сказал Коваль.

- Понимаю, понимаю, - закивал Петров. - При исполнении служебных обязанностей, конечно, не полагается... Но теперь-то дело закончено, так помянем же бедную Ниночку...

Ковалю было странно видеть, как суетился этот видный, солидный мужчина.

- Я не пью, - сказал подполковник. - Спасибо, не беспокойтесь.

Петров остановился и с сожалением развел руками.

- Позвольте... - Коваль приоткрыл дверь в соседнюю комнату. Здесь так же, как в гостиной, на всем лежал толстый слой пыли. На диван-кровати была разостлана постель, и в изголовье лежали рядом две подушки. На журнальном столике стояла пустая бутылка из-под коньяка, две рюмки и тарелка с засохшими кружочками колбасы.

В большой пепельнице - гора окурков, некоторые из них - со следами губной помады. Нина Андреевна не курила, да и вообще чувствовалось, что какая-то другая женщина была здесь недавно. Бутылка и рюмки не были покрыты пылью, на наскоро вытертом столике по краям осталась пыль, а посередине он поблескивал лаком. Выходит, Петров солгал, что после убийства появился здесь впервые.

- Душно у вас, жарко, - сказал подполковник и направился к выходу. Нельзя ли стаканчик воды?

- Сделайте одолженье! Хоть чем-то услужу хорошему человеку! - и Петров побежал на кухню.

Убедившись, что он вышел, Коваль остановился около висевшего на бычьем роге шелкового халата. Еще раньше, осматривая комнату, он заметил этот халат и тоненькую черную полоску в нижней части правого рукава. Подполковник осторожно взял рукав двумя пальцами и присмотрелся. Черная полоска оказалась обыкновенной сажей...

Выпив воды и поблагодарив Петрова, Коваль вместе с ним вышел на веранду. Здесь подполковник сдул пыль с плетеного ивового стула и опустился на него.

Петров сел рядом.

Несколько секунд оба молчали.

Нарушил неловкую паузу Коваль.

- Услышал какой-то стук в вашем доме. Не думал, что вы сейчас можете оказаться здесь. Решил посмотреть - вдруг воры.

- Спасибо, - ответил управляющий. - Я ведь тут не бываю. А когда в доме не живут, всякое может случиться.

Снова помолчали. И опять первым нарушил тишину Коваль.

- Не кажется ли вам, - неожиданно спросил он, глядя на Петрова в упор, - что в истории убийства вашей супруги немало еще белых пятен?

- Не понимаю вас, - медленно проговорил Петров. - По-моему, все ясно. И вам, и прокуратуре, и суду. Я был на процессе и слышал все убедительные уточнения.

- А знаете, - доверительно произнес Коваль, - именно сейчас становится мне кое-что непонятно.

- Что именно?

- Пока еще трудно сказать...

- Простите, но странно слышать это от человека, который вел расследование.

Коваль увидел, как сжались губы у Петрова.

- Да, конечно, странно, - согласился подполковник, - а все же это именно так...

- Могу лишь выразить вам сочувствие.

- Гм, - Коваль невесело усмехнулся. - Мне или нам с вами?

Петров пожал плечами, мол, а мне-то какое дело до этого?

- Скажите, пожалуйста, кто, кроме вас, Нины Андреевны и, конечно, Сосновского, знал эту картину? - спросил Коваль.

Управляющий не сразу нашелся.

- То есть как это "знал"? - переспросил он.

- Кто видел?

- Не знаю, - немного растерянно признался Петров.

- Случайный человек мог видеть?

- Возможно, кто-нибудь из местных жителей и заходил. Не помню сейчас... - И неожиданно Петров исподлобья глянул на подполковника. Сотни людей ее видели, а то и тысячи! Ведь в прошлом году она на выставке висела! - многозначительно произнес он. - Много народу видело... А почему это вас интересует?..

- Да так... - неопределенно вздохнул Коваль. - Кстати, Нина Андреевна была хорошей хозяйкой?

- Очень!

- Но немного неряшливой?

- Это в каком же смысле?

- В обычном, бытовом, чистота в квартире, уборка, личная опрятность... Есть женщины, которые дома всегда в затрапезном виде, а другие - в шелковых платьях полы моют...

- Такой, как Нина, не было и не будет, - горько вздохнул Петров. - И бережлива была, и аккуратна, в доме каждая вещь сверкала, как новенькая... Это вы, - опять-таки горько усмехнулся он, - потому спрашиваете, что теперь у меня такой беспорядок? Понимаю...

- Да, трудно вам сейчас...

Петров наклонил голову, помолчал, потом спросил: