Гилберт Честертон - Рассказы о патере Брауне

После долгого молчания Катберт Грейн спросил:

— А что же мы скажем газетным репортёрам?

— Сегодня из Каира приезжает мой друг Гарольд Марч, — ответил Фишер. — Это очень известный и преуспевающий журналист. Но при всём том он человек в высшей степени порядочный, так что незачем даже открывать ему правду.

Через полчаса Фишер снова расхаживал взад-вперёд у дверей клуба вместе с капитаном Бойлом, у которого теперь был окончательно ошеломлённый и растерянный вид; пожалуй, это был вконец разочарованный и умудрённый опытом человек.

— Что же со мной станется? — спрашивал он. — Падёт ли на меня подозрение? Или я буду оправдан?

— Надеюсь и даже уверен, — отвечал Фишер, — что вас ни в чём и не заподозрят. А насчёт оправдания не может быть и речи. Ведь против него не должно возникнуть даже тени подозрения, а стало быть, и против вас тоже. Малейшее подозрение против него, не говоря уж о газетной шумихе, и всех нас загонят с Мальты прямиком в Мандалей. Ведь он был героем и грозой мусульман. Право, его вполне можно назвать мусульманским героем на службе у Британской империи. Разумеется, он так успешно справлялся с ними благодаря тому, что в жилах у него была примесь мусульманской крови, которая досталась ему от матери, танцовщицы из Дамаска, это известно всякому.

— Да, — откликнулся Бойл, как эхо, глядя на Фишера округлившимися глазами. — Это известно всякому.

— Смею думать, что это нашло выражение в его ревности и мстительной злобе, — продолжал Фишер. — Но как бы там ни было, раскрытие совершившегося преступления бесповоротно подорвало бы наше влияние среди арабов, тем более что в известном смысле это было преступление, совершённое вопреки гостеприимству. Вам оно отвратительно, а меня ужасает до глубины души. Но есть вещи, которые никак нельзя допустить, чёрт бы их взял, и пока я жив, этого не будет.

— Как вас понимать? — спросил Бойл, глядя на него с любопытством. — Вам-то что за дело до всего этого?

Хорн Фишер посмотрел на юношу загадочным взглядом.

— Вероятно, суть в том, что я считаю для нас необходимым ограничиться Британскими островами.

— Я решительно не могу вас понять, когда вы ведёте такие речи, — сказал Бойл неуверенно.

— Неужели, по-вашему, Англия так мала, — отозвался Фишер, и в его холодном голосе зазвучали тёплые нотки, — что не может оказать поддержку человеку на расстоянии нескольких тысяч миль? Вы прочли мне длинную проповедь о патриотических идеалах, мой юный друг, а теперь мы должны проявить свой патриотизм на практике, и никакая ложь нам не поможет. Вы говорили так, будто за нами правота во всём мире и впереди полное торжество, которое увенчают победы Гастингса. А я уверяю вас, что нет здесь за нами никакой правоты, кроме Гастингса. Вот единственное имя, которое нам оставалось твердить как заклинание, но и это не выход из положения, нет, чёрт побери! Чего уж хуже, если шайка проклятых дельцов загнала нас сюда, где ничто не служит интересам Англии, и все силы ада восстают против нас просто потому, что Длинноносый Циммерн ссудил деньгами половину кабинета министров. Чего хуже, когда старый ростовщик из Багдада заставляет нас воевать ради своей выгоды: мы не можем воевать, после того как нам отсекли правую руку. Единственным нашим козырем был Гастингс, а также победа, которую в действительности одержал не он, а некто другой. Но пострадать пришлось Тому Трейверсу и вам тоже.

Он помолчал немного, потом указал на Бездонный Колодец и продолжал уже более спокойным тоном.

— Я вам говорил, — сказал он, — что не верю в мудрёные выдумки насчёт башни Аладдина. Я не верю в империю, которую можно возвысить до небес. Я не верю, что английский флаг можно возносить всё ввысь и ввысь, как Вавилонскую башню, Но если вы думаете, будто я допущу, чтобы этот флаг вечно летел вниз всё глубже и глубже, в Бездонный Колодец, во мрак бездонной пропасти, в глубины поражений и измен, под насмешки тех самых дельцов, которые высосали из нас все соки, — нет уж, этого я не допущу, смею заверить, даже если лорд-канцлера будут шантажировать два десятка миллионеров со всеми их грязными интригами, даже если премьер-министр женится на двух десятках дочерей американских ростовщиков, даже если Вудвилл и Карстерс завладеют пакетами акций двух десятков рудников и станут на них спекулировать. Если положение действительно шаткое, надо положиться на волю божию, но не нам это положение подрывать.

Бойл смотрел на Фишера в изумлении, которое граничило со страхом и даже с некоторым отвращением.

— А всё-таки, — сказал он, — есть что-то ужасное в делах, которые вы знаете.

— Да, есть, — согласился Хорн Фишер. — И меня вовсе не радуют мои скромные сведения и соображения. Но поскольку в известной мере именно они могут спасти вас от виселицы, не думаю, чтобы у вас были основания для недовольства.

Тут, словно устыдившись этой своей похвальбы, он повернулся и пошёл к Бездонному Колодцу.

По скандинавским поверьям, ад — место, где царствует холод.

Имеется в виду индийское национальное восстание 1857 – 1859 гг.

Парк-лейн — фешенебельная улица в Лондоне.

Хэнуэлл — больница для душевнобольных в пригороде Лондона.

Не введи нас во искушение (лат.).

Бездельник (франц.)

Оуэрбери Томас (1581 – 1613) — английский поэт и эссеист.

Карр Сомерсет Роберт (1590 – 1645) — шотландский политический деятель.

Елисей — один из библейских пророков, по преданию, подвергавшийся насмешкам из-за своей лысины.

Джеймс Уильям (1842 – 1910) — американский психолог и философ.

Суинберн Алджернон Чарльз (1837 – 1909) — английский поэт.

Излишняя роскошь (франц.).

4 июля — День независимости Америки.

Старик Гикори — прозвище генерала Эндрью Джексона (1767 – 1845) президента США с 1829 по 1837 г. (Гикори — ореховое дерево).

Имеется в виду «сухой закон» — закон, запрещавший продажу в США спиртных напитков, действовал в 1920 – 1933 гг.

«О новых делах» (лат.).

Рикетти — имя взятое французским политическим деятелем графом Мирабо после отмены во Франции в 1890 г. дворянских титулов.

Речь идёт о детективном романе французского писателя Г. Леру (1868 – 1927) «Тайна Жёлтой комнаты».

Сапфира — жена одного из членов первохристианской общины. Они с мужем утаили от общины часть своего имущества и были поражены смертью (Деяния Апостолов V, 1).