Вернер Штайнберг - Современный детектив ГДР

— Когда же пришел господин Кривиц?

— Примерно через час. По-моему, в начале двенадцатого. Я дал ему ключ от гаража, и он принялся за работу. К двенадцати я снова ушел в клинику, а когда вернулся около пяти, Кривиц уже все починил. Он получил деньги, сел на свой мопед и уехал.

— Он работал один или ему кто-нибудь помогал?

— Насколько мне известно, ему немного подсобил Дитер. Он в тот день оставался дома.

— Да, — подтвердил Дитер, — мне надо было ехать на занятия только после обеда. Часа два я помогал господину Кривицу.

— Как это было?

— Примерно в половине двенадцатого я увидел, что господин Кривиц выкатывает машину из гаража. Поскольку меня это интересовало, я спустился вниз. Господин Кривиц распаковал свой рюкзак, достал инструмент и новую фару. Я тоже взялся за дело, мы подняли машину домкратом, сняли левое переднее колесо, потом он изнутри выровнял вмятину на левом крыле. Это заняло довольно много времени, потому что такая работа требует большой осторожности. После обеда я вывинтил поврежденную фару и бросил ее в мусорный бак. Потом я ушел в дом отмываться и переодеваться, после чего сел на мотоцикл и поехал в институт.

Крейцер кивнул и снова обратился к доктору Николаи:

— Вы но телефону объяснили господину Гехту, какого рода ремонт вам нужен?

— Нет. Во-первых, он не дал мне ничего объяснить и сразу сказал, что раньше чем через две недели ничего не получится.

— Но если он собирался послать к вам своего шурина, он должен был по крайней мере объяснить тому, какой понадобится ремонт?

Николаи пожал плечами.

— Чтобы сразу не нарваться на отказ, я для начала сказал, что ремонт нужен очень незначительный. Он сослался на мои слова, когда сказал, что передаст все шурину, а уж тот посмотрит, какой нужен ремонт. Я это хорошо помню, так как очень тогда рассердился, что господин Гехт даже не дал мне договорить до конца. Этот человек временами позволяет себе разговаривать с людьми совершенно недопустимым тоном. О вежливости нет и помину. Но работу он выполняет безупречно и думает, наверное, что это дает ему право обращаться с клиентами как заблагорассудится. А если кто-нибудь на него обидится, его это, кажется, не пугает, он и без того завален работой.

Распахнулась дверь, вошел Арнольд. В руках он держал узкопленочную камеру в кожаном футляре. Ни на кого не глядя, Арнольд положил ее на стол перед Крейцером. Крейцер снял колпачок с объектива. Взорам собравшихся явилась новенькая «Пентина ФМ». Крейцер достал записную книжечку и поочередно оглядел всех членов семейства Николаи. Сперва все трое смотрели на аппарат с безмолвным недоумением, потом в их глазах засветился интерес и даже тревога. А на лице у Дитера все чувства вытеснил испуг. Крейцер открыл записную книжку, сравнил маркировку на металлической оправе объектива со своими записями. Чтобы исключить всякую возможность ошибки, он вытащил аппарат из футляра и снял заднюю стенку. В выемке для кассет был выбит номер, и он тоже совпадал с записанным у Крейцера. Крейцер закрыл аппарат и положил на стол.

— Этот аппарат, — начал он, — был полгода назад похищен из универсального магазина в Тельтове вместе с рядом других предметов, к примеру пишущей машинкой, которая позднее при весьма странных обстоятельствах появилась в вашем доме. Вор спрятал свою добычу на даче в Штансдорфе, где все и было обнаружено, за исключением пишущей машинки и этого аппарата. Где вы нашли «Пентину», товарищ Арнольд?

— В комнате у Дитера. Она валялась на полу вместе с книгами.

Дитер вскочил. При этом он задел коленкой стол, так что все чашки задребезжали. Лицо его было искажено яростью и болью. Он кричал:

— Не может этого быть! Я и в глаза не видел эту проклятую «Пентину»!

Крейцер встал и, положив руку на плечо Дитеру, заставил его сесть.

— Не горячись, мальчик, — сказал он. — Сейчас внесем ясность.

Николаи и его жена обменялись растерянными взглядами. Дитер сидел скорчившись и потирал коленку.

— Несколько дней назад в присутствии понятых я тщательно обыскал комнату Дитера, — продолжал Крейцер. — Аппарата не было ни в шкафу, ни в фотолаборатории — словом, нигде. Итак, возникает вопрос: а не для того ли затеяна вся эта история со взломом, чтобы подбросить «Пентину» Дитеру? Что вы еще обнаружили, товарищ Арнольд?

— Тряпку, смазанную жидким мылом и полную осколков. Она лежала на клумбе с георгинами; это с ее помощью выдавили стекло в двери террасы. Кроме того, в мягкой садовой земле перед кабинетом доктора ясно просматриваются следы. Взломщик, очевидно, хотел убедиться, что в доме все спят. К сожалению, эти следы ничем не могут помочь следствию, поскольку преступник обмотал свои ботинки тряпками.

— Как он открыл дверь террасы?

— Ключ торчал изнутри. Когда он выдавил стекло, ему осталось только протянуть руку и повернуть ключ.

— Отпечатки пальцев обнаружены?

— Он был в резиновых перчатках.

— Похоже, что действовал профессионал. И следовательно, нельзя полностью исключить, что это была обычная кража со взломом. Мы до сих пор даже не можем с уверенностью сказать, все ли вещи целы.

— Лично я с трудом допускаю такой вариант, — возразил Арнольд. — Слишком многое говорит против. А кроме того, существует и еще одна возможность, которую мы до сих пор не принимали в расчет. Вся эта история со взломом есть не более как обманный финт, чтобы уверить нас, будто аппарат подброшен таинственным незнакомцем. Тогда подозрения падают на кого-то постороннего и тем самым снимаются с обитателей дома.

Николаи поднял голову, сдвинул брови, но потом одумался и засмеялся:

— Никак не могу привыкнуть к тому, что вы никого конкретно не имеете в виду, — сказал он. — Против вашей сокрушительной логики нечего возразить.

Крейцер поддержал его. Он с облегчением констатировал, что Николаи перестал выходить из себя всякий раз, когда его в чем-нибудь заподозрят.

— У нас есть еще несколько нерешенных вопросов, которые касаются вашего сына. Если вы не будете против, мы хотели бы тут же с этим и покончить.

— Прошу прощения, — перебила госпожа Николаи, — если я вам больше не нужна, я охотно вышла бы на солнышко.

— Разрешите вам помочь?

Не успел Крейцер подняться, как Дитер вскочил и помог матери выйти на балкон.

— Давайте перейдем в гостиную, — предложил Николаи, — чтобы нам никто не мешал.

Когда все четверо уселись в кресла вокруг курительного столика и сигара Николаи уже дымилась, Крейцер заговорил снова:

— Речь пойдет о деле малоприятном. К сожалению, интересы следствия настоятельно требуют ничего не замалчивать. Мы с великой неохотой поднимаем эту тему, и я просил бы вас… известную неловкость… — Он замялся в поисках подходящего слова.