Андрис Колбергс - Ничего не случилось…

Стемнело и стало подмораживать, Ималда уже едва сдерживала дрожь. Может, Курдаш еще не заступил на свой пост — тогда она просрочит и немного побудет в тепле… Вдруг удастся повидать Укротителя?.. Однажды Ималда заговорила с ним о работе. Старик нехотя, словно стыдясь чего-то, пообещал поинтересоваться — в «Мадагаскаре», сказал, работает его ученик. «Конечно, если представится хоть малейшая возможность… Только прошу — об этом никому не слова!»

В «Ореанде» тускло поблескивал паркет, в зале еще не зажгли люстры, освещен был только коридор кухни, где обычно к этому времени собирались официанты. Из глубины, откуда-то со стороны душевой доносились голоса.

Ималда прошла через вестибюль со сверкающими бронзовыми пепельницами на длинных штативах и подергала ручку раздевалки для танцовщиц. Закрыто, значит, Рейнальди еще не появился.

Сегодня последний день. Если Таню не найдет, то… Чем она рискует, в конце концов?..

Ималда взбежала наверх по лестнице. Из кабинета Раусы доносился разговор, и она не стала долго размышлять, боясь, что решимость ее угаснет.

Без стука открыла дверь и вошла в кабинет.

— Занято! — крикнул Рауса, вскочив со стула.

Рауса и лейтенант Силдедзис сидели за маленьким столиком — ужинали. Столик был накрыт пристойно, но не как для важных гостей. И все же тут стояли два кофейника — значит, в одном из них не кофе.

Силдедзис, вытаращив глаза, быстро что-то проглотил, густо покраснел и сразу стал похож на мальчишку, застигнутого в кладовке в тот момент, когда вылизывал варенье из банки. Уголки губ лоснились от жира, он искал глазами салфетку, видно, забыл, что перед едой положил ее на стул рядом, там она, накрахмаленная, и стояла.

— Выйдите и прежде научитесь стучать! — Голос Раусы дрожал от гнева, а по растерянному взгляду Ималда поняла, что ее-то он меньше всего хотел бы видеть.

Ималда молча протянула ему записку Алексиса.

Рауса быстро пробежал глазами по строчкам, скатал бумажку в шарик и щелчком пальца запустил в раскрытое окно:

— Что вы себе позволяете? Позор!

Ималда вспомнила, как здесь же, в кабинете, Рауса настаивал на том, чтобы она обыскала всю квартиру, но когда они снова встретились, даже не спросил, удалось ли ей что-нибудь найти. Значит, про часы ему все известно.

— Нам не о чем говорить! Выйдите из моего кабинета!

Силдедзис уже пришел в себя и с интересом наблюдал за происходящим.

Проиграла. Полностью и окончательно…

— Вы у нас больше не работаете и нечего таскаться сюда! — крикнул Леопольд, увидев Ималду на лестнице. — Уж так плохо тебе тут было, что теперь обиваешь пороги со своими жалобами!..

А внизу стоял Рейнальди и взглядом умолял, чтобы при Леопольде она с ним не заговорила.

Дед с портрета сверлил глазами.

Ималде казалось, что и дед чувствует себя здесь лишним. В этой квартире со вспоротыми матрасами и подушками, с убогой мебелью, клочьями морской травы и обивки, с перьями и пухом, которые кружились под ногами — у Ималды не было ни сил, ни желания даже пол подмести. Ухоженная раньше квартира напоминала прекрасный парусник, гордо несущийся по волнам, а теперь — старое прогнившее корыто, медленно и неумолимо тонущее, потому что никому до него нет дела.

Ималда пошла на кухню, с трудом отрезала ломоть хлеба от черствой буханки, намазала его маслом и, не ощущая вкуса, жевала жесткие куски, обдирая до крови десны.

Думать ни о чем не хотелось, все было безразлично.

Но, когда в дверь настойчиво позвонили, она подошла на цыпочках. На лестнице звучали мужские голоса. Ималда прислушалась, но ничего не могла разобрать: говорили сразу несколько человек. Потом загремели задвижками в квартире напротив и соседка открыла свою дверь. Опять о чем-то говорили, затем дверь соседки захлопнулась и снова загремели задвижки. Шаги мужчин стали удаляться.

Ималда подбежала к окну и глянула вниз. На улице возле дома стоял микроавтобус «скорой помощи».

Девушка затряслась — неужели сбудется то самое страшное, чего она подсознательно ждала?

Да, из парадного вышли трое плечистых мужчин в белых халатах — так по вызовам ездит только психиатрическая бригада «скорой помощи» — сели в автобус и уехали.

Ималда опустилась на табуретку, понурив голову.

А может, было бы лучше — в больнице?.. Ведь она всем мешает, ее пытаются устранить. Самым простым способом — кто-то позвонил, бригада выехала, не застала дома, но этот кто-то будет звонить снова и снова… Пока наконец: «Ах вы уже два раза лечились? Как себя чувствуете? Нормально? Поедемте с нами — на всякий случай проверимся!»

А в больнице…

Опять старуха, которая подолгу стоит там, где ее поставили.

Опять стонущая женщина — считает, что ее подвергли радиации.

Опять старушка, после еды перемазанная как младенец.

Даже деревья там роняют листву как-то по-другому — ненормально.

Ималда подошла к телефону и стала поочередно подключать к розетке провода, пока наконец не услышала в трубке непрерывный гудок. Набрала номер.

— Алло! Нельзя ли позвать доктора Оситиса?

— Он на курсах в Симферополе.

— Спасибо.

Сухонькая сгорбленная старушка… Ежедневно она приходит с миской картошки, политой жирным соусом, и пожилой уже сын бежит за ней, как собачонка, потом оба усаживаются в парке, и он съедает содержимое миски в один присест. После смерти сына она продолжала приносить еду, убежденная, что его прячут в отделении и не позволяют с ним встретиться.

Человек, который целыми днями раскачивается, как маятник.

Эпилептик в конвульсиях, с кровавой пеной на губах.

Нет!

А дед с портрета не сводит с нее взгляда — глаза как два клинка.

Все, решено!

Открывает ящик комода и переодевается в линялый бесформенный джемпер, перешитое платье матери и старую нейлоновую куртку.

Берет мешок и отправляется в подвал.

Приносит в мешке ружье, кладет его на стол, пытается вспомнить, как заряжал его брат. Взводит курки и пощелкивает ими.

Достает из привязанного к ружью мешочка два патрона, вставляет в патронник, взводит курки, заворачивает ружье в многослойную папиросную бумагу и в нескольких местах перевязывает яркой ленточкой. Улыбается — чем не подарок!

Выходит из дому и звонит из автомата.

— Извините, нельзя ли позвать…

— Нет, еще не пришел с работы.

Она идет неторопливо, разглядывая улицу.

В парке напротив «Ореанды» сталкивается с контрабасистом — тот спешит на работу.

— Привет! — кричит он и удивляется, заметив ее странное облаченье.

— Одолжи пятьдесят копеек…

— Мелочи нет — держи рубль! Чао!

— Я ведь не верну!

— Посмей только!

Ну теперь она будет кутить напропалую!

В магазине кулинарии в уголке шипит кофейный автомат.