Сэм Борн - Последний завет

Люди в масках вышли из комнаты. Она вполне соответствовала только что произошедшему — маленькая, почти лишенная мебели, без окон, с грязными стенами и полом. Напротив того места, где сидела Мэгги, стоял деревянный письменный стол. Самый банальный на вид. Очевидно, именно на нем ее… разложили несколько минут назад.

А за столом сидел… он.

— Поверь, я приношу свои самые искренние извинения за случившееся. Мэгги, правда… Это было ужасно, я знаю. Знаешь, как такие штуки называют в тюрьмах? Шмоном. Ты только вообрази… И ведь какое поганое словечко… Так что извини за шмон и давай забудем о нем. Честно… врагу такого не пожелаешь.

Мэгги вглядывалась в его лицо и сама себе дивилась. Казалось бы, она должна сейчас наброситься на него, впиться ногтями в его рожу, засадить коленкой в пах, задушить, уничтожить… Казалось бы, один взгляд ее должен был сжечь его почище дьявольского огня… Но она сидела и не верила своим глазам. То, что происходило с ней в этой комнате, совершенно не вязалось с тем, что она видела сейчас. Казалось, столкнулись два параллельных мира… в самой неожиданной точке…

— А теперь, когда все позади, давай поговорим спокойно, Мэгги. Для начала скажи мне, куда ты спрятала табличку.

— Ты… ты…

— Давай рассуждать здраво. Мы обыскали тебя всю. Так сказать, с головы до ног. И ничего не нашли. Я присутствовал здесь с самого начала и все видел собственными глазами. Уж извини. Но раз мы не нашли ее при тебе… — Голос его стал чуть выше. — Значит, она где-то в другом месте. Скажи мне, девочка, где же?

— Не знаю…

— Да брось ты, ей-богу. Мне отлично известно, что ты расщелкала все головоломки, которые разделяли тебя и эту табличку. Расщелкала как орехи. И после этого ты хочешь, чтобы я поверил в то, что ты до нее не добралась?

— А ты хочешь, чтобы я разговаривала с тобой, обсуждала что-то, выдавала какие-то секреты после того… после того, что ты со мной сделал? Да я слова тебе больше не скажу, сволочь!

А потом произошло то, чего Мэгги сама от себя не ожидала. Не поднимаясь со стула, она вдруг плюнула в него и, как ни удивительно, попала.

— Мне это нравится, Мэгги, — спокойно, утеревшись платком, проговорил он. — И ты отлично это знаешь. Девочка с характером! Да еще и весьма соблазнительная… когда нагишом… Вот это я называю убийственным сочетанием!

Мэгги молчала. Ее тело отлично помнило унижение и пока не могло от него оправиться, но мозг уже перенес первоначальный шок. К Мэгги вернулась способность рассуждать. Перед ней сидел человек, которому она еще вчера доверяла. И он оказался ее злейшим врагом. И хотел заполучить то, что она искала.

— Значит, — медленно проговорила она, — ты стоишь за всем этим? Ты? За всеми этими убийствами?

— У меня правило, Мэгги: не распространяться о деталях тех операций, которые проводятся под моим руководством. Что ты, в самом деле… Уж кому и знать это, как не тебе.

И он улыбнулся. Это была улыбка всезнающего и всепонимающего циника. Когда политики разговаривают друг с другом в присутствии непосвященного, они часто обмениваются между собой подобными улыбочками.

А он был большой политик. Уж если кого и можно было назвать политиком, так это его — Брюса Миллера, личного советника президента Соединенных Штатов Америки.

Иерусалим, пятница, 09:34

— Так это вы следили за мной?

Ее вопрос прозвучал достаточно жалко.

— Мы. Мы не спускали с тебя глаз, и ты это чувствовала.

— Кто это «мы»? На кого вы вообще работаете-то, черт возьми? — Кровь ударила ей в голову. — Ты преступник, тебе это известно? Ты предатель и изменник! Ты предал свою страну! Ты предал своего ненаглядного президента!

— Мэгги… Давай поговорим без этой твоей ирландской паршивенькой философии… Оставим ее Боно, [17] Боно — вокалист музыкальной рок-группы «Ю-ту» и «посол доброй воли» ООН. который лично мне уже смертельно надоел. О, я знаю вас, ирландцев! Добренькими хотите быть? Меня уже тошнит от вашего акцента! Так что прошу тебя… по-хорошему прошу… обойдемся без этого. — Миллер откинулся на спинку стула и принялся жевать антиникотиновую жвачку. — И не забывай, что мы с тобой не на переговорах. Ты сейчас не американский дипломат, а я не какой-нибудь самозваный генералиссимус, главнокомандующий повстанческой армии банановой республики. У тебя есть то, что нужно мне. И при этом у тебя нет на руках козырей, Мэгги. Ни одного, даже самого завалящего. Скажи, куда ты припрятала табличку, и разойдемся, как друзья.

«Мы с тобой не на переговорах…» Стоило ему только заикнуться об этом — и Мэгги окончательно пришла в себя. Ей всегда легко давалось то, что не дается столь многим людям, — она умела расставлять приоритеты и безжалостно вытесняла из головы неактуальную информацию. То, что произошло с ней в этой комнате, было в данный момент уже не актуально. И Мэгги отодвинула мысли об этом на задний план. Ненависть к монстру, что сидел сейчас напротив, также утратила актуальность, и Мэгги выгнала ее из своего сердца. По крайней мере на время.

У нее сейчас были дела поважнее…

— Я не буду говорить с тобой до тех пор, пока ты не объяснишь мне, что происходит.

— Мэгги, не заставляй повторять. У тебя нет козырей. Ты не вправе диктовать условия. Если не расскажешь все добровольно, я вытряхну из тебя это силой.

— В самом деле? Доверенное лицо президента санкционирует насилие в отношении своей соотечественницы? Мало того, в отношении официального дипломатического лица? Это добавит твоему боссу немало очков в предвыборной борьбе, как думаешь?

— Никто тебе не поверит. Твои слова не стоят и гнутого пятицентовика. Ведь кто ты есть на самом деле, Мэгги? Всего лишь шлюха, которая до сих пор не научилась держать свои прелестные ножки вместе. То ты трахаешься с каким-то полоумным ниггером, возомнившим себя Наполеоном, то с евреем, который, между прочим, является офицером израильской армейской разведки. Как, по-твоему, все это будет смотреться на первой полосе «Вашингтон пост»?

Мэгги не выдержала и зажмурилась. Если бы она была кошкой, у нее сейчас вся шерсть встала бы дыбом. Миллер был прав. Та ее ошибка, допущенная в Африке, а теперь еще и отношения с Ури… После этого ей не на пенсии место, а на дне заброшенного лесного пруда. Как минимум. И она отлично понимала, что поверят Миллеру, а не ей.

— Неплохо, но не так впечатляюще, как моя история… — спокойно отозвалась она, взяв себя в руки. — Американские домохозяйки встанут в очередь, чтобы проголосовать еще разок за президента, чей ближайший советник лезет своими грязными пальцами во влагалище женщине, пока четверо громил держат ее. Ты, Миллер, сам не понимаешь того, что по уши увяз в дерьме. Давай не будем мериться членами, а поговорим по-человечески, раз уж ты так хочешь, чтобы я с тобой беседовала. Ты мне — я тебе.