Сэм Борн - Последний завет

— Поехали по новой! «ВладимирЗЖ». Нет. «ВладимирЖЗ». Нет. «ЗеэвВладЖй». Нет. «ВладЗеэвЖй». Нет.

Ури вздохнул и отошел от компьютера, а Мэгги продолжала упрямо перебирать варианты.

— Послушайте, а как насчет каких-нибудь цифр? Ну, скажем, «Владимир-двенадцать» или «Владимир-девяносто девять», а? Что-нибудь приходит в голову в этой связи?

— Попробуйте «сорок восемь» — это год, в котором было основано Государство Израиль.

— Отличная идея! «Владимир48». Нет.

Ури вновь подошел и тоже вперил сосредоточенный взгляд в экран, словно это могло сработать. Его лицо оказалось настолько близко к лицу Мэгги, что та увидела отдельные волоски на его покрытом щетиной подбородке.

— Знаете, Мэгги, у меня такое ощущение, что слово «Владимир» в данном случае ни при чем…

— Или мы указали неправильный год. Подумайте еще. В жизни вашего отца было много разных событий. Уверена, что многим он придавал большое значение. Возможно, даже большее, чем самому факту образования Израиля. Подумайте, Ури!

Но тут ей самой пришла в голову одна мысль, и она тут же дала ей ход, набрав «Владимир67». Экран изменился, и в нем загрузился-таки почтовый ящик Саеба Настаиба. Мэгги, судорожно стискивая мышку, обратилась к списку входящих сообщений. В самом верху — среди непрочитанных и наиболее свежих — обнаружилось письмо от Ахмада Нури. Она взглянула на время отправки: вторник, 23:25. Прелестно… Стало быть, оно было отправлено спустя как минимум двенадцать часов после того, как стало известно о гибели арабского археолога.

Затаив дыхание, она кликнула на опцию: «Читать письмо».

Кто вы? Почему вы писали моему отцу?

Ей все стало ясно.

— Похоже, Нури-младший знал о причинах смерти своего отца так же мало, как и вы — о своем.

— Почему обязательно сын? Это могла быть и дочь.

— Ури, как насчет того, чтобы проверить список отправленных вашим отцом писем?

— А вы собираетесь писать этому Нури-младшему ответ?

— Пока еще не решила. Давайте для начала разберемся, какова тема переписки вашего отца и арабского ученого.

— Валяйте.

Она выбрала закладку: «Отправленные». Все письма, которые Шимон Гутман отправил с этого почтового ящика, имели одного-единственного адресата — Ахмада Нури. Стало быть, вот он — их секретный канал связи. Шимон позаботился о том, чтобы его коллега получал письма не от еврея, а от такого же правоверного араба, — очевидно, чтобы не подставлять его в том случае, если их переписка утратит конфиденциальность. Что, собственно, теперь и случилось…

Последнее письмо было отправлено в субботу, в 18:08 — всего за несколько часов до митинга, на котором оборвалась жизнь Шимона Гутмана.

Ахмад, нам необходимо кое-что обсудить. Это чрезвычайно важно. Я пытался дозвониться до тебя, но у меня ничего не вышло. Так как насчет Женевы?

Мэгги перешла к чтению предыдущего сообщения, отправленного в тот же день, в 15:58.

Дорогой Ахмад! Очень надеюсь, что ты уже получил мои последние сообщения. Все же дай мне знать, пожалуйста, можем ли мы встретиться в Женеве. Желательно — в самое ближайшее время. Понимаешь? В самое ближайшее! Мне необходимо с тобой поговорить.

Еще одно письмо было отправлено в 10:14 и еще два — в пятницу вечером. Во всех Шимон настойчиво звал Ахмада Нури в Женеву. Насколько поняла Мэгги, арабский ученый не ответил ни на одно из них. Может быть, он их не видел? Может, скрывался от своего израильского коллеги? И главный вопрос — зачем Шимон звал его в Женеву?

Ури перестал копаться в бумагах, придвинул к компьютеру стул и сел рядом. Он внимательно изучил все письма, которые только что прочитала Мэгги, и нахмурился:

— Впервые слышу о том, что отец собирался в Женеву.

— Похоже, ваш отец умел таиться даже от самых близких ему людей. Послушайте, а может, у него был дневник? Или хотя бы ежедневник?

Ури молча приступил к поискам, перерывая все бумаги на столе и в книжном стеллаже, который стоял прямо за ним. А Мэгги возобновила свой компьютерный обыск. Она пробежалась глазами по списку веб-сайтов, к которым Шимон Гутман обращался в последние дни своей жизни, рассчитывая обнаружить что-нибудь связанное с предполагаемой поездкой — сайт турфирмы, сведения о швейцарских авиалиниях, путеводитель по отелям Женевы… Хоть что-нибудь в этом роде, что помогло бы ей понять, какая именно связь могла существовать между Шимоном Гутманом и Ахмадом Нури. Эта связь интриговала — она была удивительна, неправдоподобна, о ней не подозревали даже самые близкие обоих ученых. И еще — что-то подсказывало Мэгги: если она выяснит, чем именно занимались Гутман и Нури, это поможет ей понять, почему их убили. А в конечном итоге, возможно, это поможет стабилизировать обстановку на мирных переговорах и выполнить ту миссию, ради которой ее сюда, собственно, и командировали.

— Ури, передайте снова телефон.

Мэгги жадно схватила аппарат, уже ругая себя на все лады за тупость. В первый раз она просмотрела пустой список полученных и отправленных текстовых сообщений, но почему-то совсем позабыла про полученные и исходящие звонки. Непозволительная оплошность. За такие надо убивать… Самым последним звонком, который был сделан Шимоном с этого телефона, оказался звонок человеку, который значился в памяти как Барух Кишон.

— Кто это? — спросила она, показывая дисплей телефона Ури.

— Ага! Наконец-то хоть какая-то зацепка! Ну, это один из самых известных и влиятельных наших журналистов. Ведет постоянную колонку в «Маариве». Поселенцы его на руках носят, потому что он весь последний год ругает Ярива на чем свет стоит. Они с отцом были большие друзья.

— Прекрасно. Мне кажется, нам пора нанести этому пламенному борцу визит.

Иерусалим, среда, 15:14

Амир Таль радовался как ребенок, и ему стоило больших трудов скрывать свой восторг. Он был не первый день в большой политике, и прежде ему неоднократно приходилось иметь дело с данными, добытыми разведкой, — отчетами, аналитикой, прогнозами и так далее. Но он никогда раньше не присутствовал при самом процессе получения этих данных. Во время войны он служил в бронетанковых войсках — в славной Голанской бригаде, — но и там ему ни разу не приходилось видеть, как работал их взвод разведки. А вот теперь он стал настоящим очевидцем. И мало того — руководителем штаба по получению разведданных!

— Можно послушать? — обратился он к девушке, сидевшей перед многочисленными мониторами и пультами в маленьких наушниках.

Она знаком попросила его подойти и передала наушники.

— Мужской голос принадлежит Ури Гутману, сыну покойного, — пояснила она. — Женский — американке Мэгги Костелло.