Дей Кин - Чикаго, 11

Однако, поджидая слушания дела в переполненном людьми коридоре специального суда для подростков, он решил, что, возможно, такое острое восприятие, выходящее за рамки обычного, можно отнести на счет его физической слабости.

Это предчувствие возникло за день до этого, во время слушания дела Фрэнчи Ла Тура по обвинению в вооруженном покушении. Ничего особенного тогда не было. Простая формальность.

Судьи пришли к выводу, что старый балаганщик имеет, по крайней мере, моральное оправдание такой реакции. Подстреленный парень поправился. Штат Иллинойс не видел причин для ареста, и досточтимый судья Гарольд Тайлер Грин не смог бы закрыть это дело быстрее.

В определенном отношении слушание было довольно печальным. Создавалось впечатление, что на свое справедливое негодование Ла Тур истратил весь свой последний порох, оставшийся в его пороховнице.

— Спасибо, ваша честь, — хрипло прошептал старик, когда обвинение против него было отклонено судом.

А потом, вместо того чтобы броситься вместе со всеми в бар и воздать должное справедливости, Ла Тур смиренно позволил своей невестке увезти себя на новую квартиру. «Да, Мей. Конечно, Мей. Как скажешь, Мей».

Роджерс вытащил из кармана сигарету и прикурил. Стоило посмотреть на реакцию досточтимого судьи на миссис Мейсон, когда бывшая жиличка квартиры 101 подошла, чтобы выразить свою благодарность за рассмотрение дела Ла Тура.

— Спасибо. Большое спасибо, ваша честь, — рассыпалась старая дама. — Спасибо, что почтили суд своим присутствием.

А сам досточтимый судья в это время чуть было не умер от апоплексического удара.

Роджерс нашел в толпе ожидающих в коридоре миссис Мейсон. Как обычно, она была разодета в пух и прах и практически вся так и сияла бриллиантами. Ее легкий прогулочный костюм был сшит по последней моде. Одна бутоньерка из орхидей, пришпиленная к левому плечу, стоила по крайней мере двадцать долларов. И несмотря на то, что за последние три недели каждая городская газетенка сообщала о том, что она была самой знаменитой содержательницей борделя из тех, каких только знал Чикаго, он никогда не видел ее такой счастливой.

В этом деле было множество мелких деталей, которые до сих пор приводили Роджерса в недоумение. И мисс Дейли не исключение. Роджерс внимательно посмотрел в лицо школьной учительнице. Он всегда подозревал, что она очень мила в своем роде. Но он почему-то всегда считал ее оторванной от жизни, довольно застенчивой и склонной к уединению.

Однако она, почему-то вся светясь, сидела здесь, как и на всех предыдущих слушаниях. И как сказал ему за обедом Майк Адамовский, при необходимости была готова пожертвовать своей анонимностью и репутацией в интересах правосудия и дать детальные показания о сексуальном насилии, совершенном над ней четырьмя подростками, взятыми под стражу. И более того, каждый раз, как они с лейтенантом Хэнсоном смотрели друг на друга, они загорались, словно Стейт-стрит на Рождество.

Роджерса взяла досада. Похоже, все, кроме него, вышли из этой переделки благоухающие, словно розы. Только сегодня в полдень за обедом он узнал еще о двух таких случаях. Прослышав о том, как Адамовский встал на защиту неприкосновенности всего женского рода, одна из самых известных адвокатских фирм в Чикаго, специализирующихся на уголовном праве, сделала ему очень соблазнительное предложение с одним лишь условием, что он и его жена частично умерят свои либеральные настроения.

Кроме того, чете Гарсия за обедом тоже кусок в горло не лез от восторга по поводу предложения, которое возникло лишь благодаря известности сеньора Гарсия, полученного через прессу. Только сегодня утром они получили письмо от президента одной из самых больших сахарных плантаций в Гонолулу и их старинного приятеля, который вспоминал их совместные дела с сеньором Гарсией и осведомлялся, не захочет ли он теперь, когда лишился собственных сахарных плантаций, поделиться своим опытом, знаниями и «ноу-хау» на одной из руководящих должностей с солидным годовым жалованьем плюс премия и пакет акций.

Когда двери зала суда открылись, Роджерс двинулся вперед вместе с толпой и нашел себе место рядом с маленькой блондинкой, из-за которой все и началось.

— Мисс Джоунс, — поздоровался он из вежливости.

Девочка радостно ему улыбнулась.

— Вы отстали от времени, мистер Роджерс. Я уже три недели как замужем. Это мой муж, мистер Роджерс, — представила она широкоплечего, довольно угрюмого с виду юношу, сидящего рядом с ней. — Пол Забадос. Пол, познакомься с мистером Роджерсом.

Юноша явно не особенно радовался возможности с ним познакомиться, но послушно протянул Роджерсу мускулистую руку.

— Мы держали в секрете свою свадьбу ото всех, кроме моего отца, — радостно болтала Терри. — Даже репортеры об этом ничего не знают. Но теперь, когда занятия в школе закончились, мы едем в Париж на медовый месяц.

— Очень мило, — сказал Роджерс.

— О да! — спохватилась Терри. — Позвольте вам представить дядюшек мужа мистера Рейли и мистера Греко.

Терри указала на двух хорошо одетых пожилых джентльменов, сидящих чуть поодаль.

— Как поживаете? — кивнул ему Рейли.

— Приветствую вас, — сказал Греко.

Роджерс обменялся с дядюшками рукопожатиями, размышляя, почему это их лица кажутся ему знакомыми. Потом он понял почему. Это были те два господина — единственные гости миссис Мейсон.

— Они были так милы с нами, — продолжала счастливая Терри. — Пол немного беспокоился, — доверительно продолжала она, — сомневался, сможет ли он поступать в колледж осенью, если женится. Но мистер Рейли и мистер Греко обо всем позаботились. В качестве свадебного подарка, поскольку они верят в ранние браки, они заплатят за обучение Пола и будут оплачивать наше содержание в течение следующих четырех лет.

— Ага. Целых четыре года, — уныло подтвердил юный муж Терри.

— А еще они оплатят и наш медовый месяц, — добавила Терри. — А возможно, даже навестят нас в Париже.

— Да, конечно, — сказал Рейли и добавил многозначительно: — Смотря по обстоятельствам.

— Точно, — согласился с ним Греко. — Смотря по обстоятельствам. Но мы можем заглянуть к ним, просто чтобы удостовериться, что у них все в порядке. После того как проведаем Лу в Риме.

Для Роджерса события развивались слишком стремительно.

— После того как проведаете Лу в Риме? — повторил он, как попугай.

— Да, — подтвердил Рейли. — Все так смешно получилось! Видите ли, в тот самый день, когда все это началось, мы заскочили к Лу, чтобы засвидетельствовать свое почтение, поскольку был праздник. А она была здорово огорчена, потому что один итальянский сирота, которого она усыновила двадцать пять лет тому назад, сообщил телеграммой, что будет ей звонить. Она надеялась, что он попросит ее приехать и некоторое время погостить у него и познакомиться с его женой и детишками. Но похоже, линия была занята, и он не дозвонился. А потом, когда в газете напечатали всю эту ложь о ней, — с негодованием продолжал Рейли, — ну, знаете, о делах ее юности, Лу испугалась, что он не позвонил, потому что стыдится ее.