Андрей Кивинов - Инферно

Дежурный предпринял последнюю попытку:

– Товарищ майор, осторожней. Там один буйный.

– Ничего, я сам буйный. И к слову говоря, буйным человек просто так не становится, он становится таким потому, что к нему по-скотски относятся.

Реплика была произнесена с назиданием.

Задвижка с противным скрежетом начала отодвигаться. Вовчик напрягся, как пружина. Дверь распахнулась. Зам стал вглядываться в полумрак камеры, адаптируясь после дневного света.

Белкин понял: это его единственный шанс.

Пружина выстрелила. Прямо с верхней ступеньки он прыгнул на зама. Издав дикий вопль «На ноль помножу, дятел!!!», он вытолкнул руководителя обратно в дежурку и повалил на пол, ухитрившись при этом правой рукой стянуть фуражку Григорьева и прижать ее к начальничьему лицу. Удерживая головной убор в таком положении, второй рукой Вовчик принялся наносить крепкие удары по корпусу.

Дежурный, парень сообразительный и крепкий физически, пару раз матюгнулся, сорвал Вовчика с поверженного в пыль руководства, вполсилы приласкал коллегу-опера дубинкой и втолкнул обратно в камеру.

– Товарищ майор, я ж предупреждал, что один буйный, а вы так неосмотрительно…

– Упеку, сгною! Пишите рапорт… Завтра же на пятнадцать суток, а после – в прокуратуру. Получит он у меня на всю катушку! Где начальник?

– На обед отбыл.

– Черт!

Зам вышел из дежурной части. Белкин, тяжело дыша, снова забрался на верхний ярус. Парень в «Пуме» протянул руку.

– Серега.

– Вова.

– Ну, ты крут! Я б вот так не рискнул…

– Мало я ему. Была б воля…

– Однако, Вовик, мы отвлеклись. Серега вновь повернулся к нотариусу:

– Так кто у нас там без рапорта, а? Даже в полумраке было видно, что Вадим Семенович заметно посерел.

– Ты, мужичок, часом не «наседка»? – продолжал Серега, сжимая здоровенной рукой пальчики бедного Свиристельского.

– Ребята, ну что вы? Какая «наседка»? Я сам жертва-а-а… Свой я, свой!

– Не похож ты что-то на своего. Вон, он свой. – Серега кивнул на Вовчика.

– Ну, погодите, погодите, – шептал, боязливо косясь на побелевшие костяшки пальцев, Вадим Семенович. – Вы Рому Сибирского знали?

– Попрошу не марать своим ментовским языком светлые имена наших павших товарищей.

– Я лично для него оформлял две квартиры. И доверенность на джип.

– Ну и что?

– Джип, между прочим, не в магазине куплен и не на рынке. И хозяин прежний без вести пропал.

– Слышь, Вовик, он нам про Рому грузит! Совсем за дурачков держит. Рома вот уже как два месяца на Северном тоскует. Джип, правда, у него был.

– Ну вот, видите? – обрадовался Вадим Семенович. – Я нотариус, ребята. Нужна будет помощь – пожалуйста, бесплатно. Прошу в любое время.

– Ты от темы-то не уходи… Мы еще только начали. Верно, Вовик?

Таничев задернул штору. Белкин через голову стащил простреленный «Адидас», отбросил на диван полотенце и рубашку и обессилено повалился на стул.

– Я по вашей милости потерял пару кило, не меньше. Григорьев уехал?

– А что, он приезжал? Сюда, по крайней мере, не заходил.

– На «сутки» обещал меня посадить. Пожрать ничего нет?

– Держи. – Гончаров протянул купленный еще днем батон. – Давай, не томи. Что там?

– Вытаскивайте нотариуса и давите. Он сейчас подготовленный. Серега с ним поработал.

– Кто такой?

– Да на зоне сошлись. В клоповнике то есть. Застращали мы папу Свиристельского, можете брать голыми руками. Все расскажет.

– Про убийство что говорил?

– Про наше – ничего. Странно, но факт. Скулит, что не при чем. Я подробно не расспрашивал, опасно. Вообще, мерзкая птичка, этот нотариус. Оформлял дарственные на квартиры без присутствия дарящих, доверенности с правом продажи на угнанные «тачки». И не только на угнанные, но и на отнятые. Возможно, с тяжкими последствиями. Потом долговые расписки, банковские гарантии. Зарабатывал на этом прилично, короста. Особенно, думаю, на квартирах.

– Все это только подтверждает, что Белова хотели кинуть. Отработанная схема. Значит, с Бражником они и раньше такие фокусы откалывали.

– Надо все-таки порыться в его конторе. Должны быть какие-нибудь следы от этих сделок. Копии, регистрационный журнал, в конце концов. Извини, а вдруг к доверенности или дарственной кто-нибудь подкопается и захочет проверить ее подлинность, а она окажется не зарегистрированной? Конфуз образуется, – ухмыльнулся Казанцев.

– Вы его так сначала спросите, – опять предложил Белкин. – Чего зря машину гонять? Я ж говорю, он тепленький. Достаточно одной таблет… то есть дубинки. Даже одного замаха. Ему личное здоровье дороже афер какого-то Бражника. При этом предложите коридор – помогаешь нам, выставляем тебя свидетелем. Мол, Бражник приводил людей, приносил бумаги, а я только оформлял нотариально. У меня работа такая, в конце концов. Лучше бы, конечно, посадить эту крысу канцелярскую.

– Может, еще посадим.

– Ладно, орлы. – Белкин поднялся с дивана. – Дерзайте, а я – домой. На ночь не оставайтесь, я один завтра не собираюсь отдуваться.

Вовчик сдал цепь и кольца Таничеву, надел свою потертую кепочку и вышел.

– Ну что, потрудимся, господа? Паша, приведи-ка сюда некоего Вадима Семеновича.

Утром следующего дня Свиристельского выпустили. Уходил он с чувством искренней благодарности и безо всякого желания бежать куда-либо жаловаться о незаконном задержании почти на сутки и ночном допросе.

Таничев с Гончаровым, оставшиеся в кабинете отдела на ночь, ни разу не дали Вадиму Семеновичу отклониться от заданного курса. При малейшем повороте Паша вставал с места, и этого было вполне достаточно для дальнейшего движения по прямой. Господину нотариусу очень не хотелось отпиваться парным молоком, мочиться кровью и терять зубы. К тому же обещанная в конце прямой свобода позволяла быстрее вспоминать о своих проделках. А проделок было не так уж и мало. Но ребят интересовал только Бражник, поэтому на остальное они закрыли глаза.

Бражнику Вадим Семенович заверил порядка пятнадцати долговых расписок. По признанию нотариуса, расписки были официальным прикрытием самого обычного вымогательства. Должниками в основном являлись мелкие предприниматели, жертвы дорожно-транспортных происшествий, нечаянно задевшие своим «ведром» дорогую «фирму», и люди, типа Белова, бравшие в долг большие суммы.

Оформлялись документы с одной-единственной целью – придать процессу вышибания денег статус гражданско-правовых отношений. На случай вмешательства милиции. Естественно, в суд с этими расписками никто не ходил; потерпевшие, многие из которых даже не подозревали, что оказались таковыми, предпочитали не связываться с «легионерами» «Центуриона». Поэтому расставались со своими квартирами, машинами, дачами, наличными и при этом радовались, что легко отделались.