Андрей Кивинов - След бумеранга

– Давай, Стас, давай. И…

Костя с криком раненого волка рванул домик и толкнул его еще на полметра вперед. Тельняшку можно было выжимать. Костя стащил ее через голову и вновь схватился за окошко.

«Круто приспичило», – подумал Стас, вспомнив, что человеческий организм в критические минуты способен на чудеса. Значит, рассказы о силачах, двигающих паровозы и самолеты, вовсе не сказки. «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». Сделали.

– Да вы настоящие рекордсмены.

Насмешливый голос из темноты заставил компаньонов обернуться. Свет фонарика скользнул по их лицам и замер на домике.

Костя сощурил глаза:

– Кто там еще?

– Советская милиция. – В полоску света, лившегося из Алкиного окна, шагнули человек в форме и двое в штатском. – Мы вот с ребятами поспорили, уложитесь вы в тридцать минут или нет. Уложились. А теперь хотим поспорить, вернете ли вы за те же тридцать минут домик назад.

Стас опять опустился на траву. Костя закинул на плечо тельняшку и приблизился к постовому.

– Скворец, ты никак в менты подался? Надо же, хорошо смотришься. Сапоги не жмут?

– Ну, во-первых, я тебе не Скворец, а товарищ младший сержант, а во-вторых, ты находишься на моей территории, за которую в темное время суток я несу персональную ответственность. Поэтому давай не будем ссориться. Быстренько взяли и отнесли домик на место.

Костя сплюнул под ноги и поглядел на остальных. Два крепких мужика, лет по тридцать, с красными повязками на рукавах, внушали уважение. Эх, непруха.

– Вы только скажите, товарищ младший сержант, – пробасил с ужасным хохляцким акцентом один из них. – Живенько скрутим детишек.

– Слышал, Константин? Чего-то тебя давно видно не было. О, – заметил постовой тельняшку, – да ты из армии, похоже? Как служилось?

– Помаленьку. А что, товарищ младший лейтенант, бабы в органах есть?

– Ах вон что… Сперматозавры на перепонки давят? Понимаю. Баб в ментуре маловато, зато квартир отдельных в изобилии. Плохо, что с решетками на окнах, но зато с парашей. Вы домик, часом, не украсть собрались, а?

– Да, толкнуть хотим за червонец. Мужику одному на участок. Вон он за углом прячется, «бабки» считает. Слышь, Скворец, кончай выделываться.

Бывший председатель совета отряда 8-а кинул взгляд на второй этаж.

– К Алке собрались?

– К ней.

Постовой присел на детские качели, достал пачку сигарет. Дружинники заняли места по краям, будто слуги у трона.

– Я, Костя, ничего против не имею. Алка после дембеля – как сто грамм с похмелья, но видишь ли… Детишки, они ведь завтра придут, захотят посидеть в домике, поиграть в прятки. А домика и нет. Бедные детишки. Тебе не жалко малышей? Они будут плакать, побегут к мамам-папам, мамы-папы – к дворнику, дворник – в милицию, к начальнику. А начальник, соответственно, вызовет меня. Чувствуешь несправедливость? Ты будешь трахать Алку, а начальство будет трахать меня. Да и детишек жалко. Они совсем пропадут без домика. Ты отбираешь у них детство.

Костя сел на соседние качели.

«Ну, Скворец, падла. Он тут, значит, целых полчаса торчал. Ждал, морда ментовская. Обидно, что с Алкой облом. Вон она, так и стоит у окна, фея ночная».

Стас переполз ближе к Косте. На ноги не встать, не держат болезные, утомились от трудов.

– Мы назад отнесем. Завтра. – Стас, как человек с незаконченным высшим образованием, решил применить инженерную смекалку, а не идти напролом.

– Ба, а это никак Стас! Ну кто ж еще?! Где Костя, там и Стас. Тебе что, на ноги не подняться? Пьяненький? Завтра, говоришь? Ха-ха. Конечно, отнесете.

Как из камеры выйдете, так и отнесете.

Скворцов хоть и не тащил на себе тяжесть незаконченного высшего образования, но тоже был смекалист.

– Ладно, Костя. – Он щелчком отправил «бычок» в песочницу. – Учитывая твое счастливое возвращение, иду наперекор собственной совести. Вы сейчас возвращаете домик на место, и я провожу вас через вахту. Либо мы волочим вас в отделение. Там, в «аквариуме», баба на стене нарисована, вот ее и будете сношать. Да, кстати. Пару часов назад в парке мужику одному парнишка в солдатской форме нос сломал. Такой приметный парнишка, тоже пьяненький.

Это у нас, для справочки, статья 206, часть два. Мужичок, между прочим, в райкоме работает. Большой общественный резонанс. Всю районную милицию по тревоге подняли.

Рация на поясе у Скворцова затрещала позывными:

– Двадцать второй, двадцать второй, ответь Бобруйску. Где находишься?

Скворцов нажал кнопку передачи:

– Бобруйск, я двадцать второй. Вагоностроителей, 25, общежитие.

– Будьте на месте, сейчас подъедем.

– Во, проверяющий. Есть возможность попасть в приказ.

– Ладно, Скворец, банкуй…

Костя зло бросил тельник на траву и вернулся к домику. Эх, какой труд пропал.

На обратный процесс ушло еще полчаса. Это точно был рекорд для книги Гиннеса, потому что Костя трудился в одиночестве. Стас после первого же рывка рухнул на траву и попросил его пристрелить, студенчество дохлое.

Костя, правда, тоже не мог поднять рук. Он отходил на пару шагов и с разбега плечом нападал на домик. Пару раз, поскользнувшись на траве, терял равновесие, но, сжав зубы, продолжал работу.

Когда домик встал на прежнее место, Костя, судорожно дергая конечностями, шлепнулся рядом со Стасом.

– Ай да десантник, гордость Советской Армии, – подтрунивал Скворец. – Вот она, сила полового влечения, что с человеком делает. Этот домик год назад трактор еле сдвинул. Страна должна гордиться такими людьми.

– Набить бы тебе рожу, свисток, – прошептал Костя, дотрагиваясь до посиневшего плеча и поднимая глаза к Алкиному окну, словно к животворящей иконе.

– О, я помню, помню. Уговор дороже премий. Вставайте, так и быть, проведу по старой дружбе.

Костя враскорячку, с третьего захода, поднялся, ухитрился вздернуть за шиворот Стаса, и они, опираясь друг на друга, как раненые бойцы, поползли следом за Скворцом.

Скворец слово чести сдержал, приказал вахтерше открыть двери и даже назвал номер комнаты, пожелав на прощанье вставить палочку за славные органы внутренних дел.

Алка, наблюдавшая за перемещениями домика и злоключениями ребят, будто королева за рыцарским турниром, встретила их душевно и ласково. Как приятно осознавать, что из-за тебя идут на такие жертвы.

"Проходите, проходите… Что-то я имена ваши не припомню… Костя и Стас?

Ой, вспомнила. Извините, ребята, у меня с закуской не очень. Есть горошек…" «А нам не привыкать. Да мы и не ужинать сюда пришли. Пейте, мадам, вы нужны нам пьяной!» Водка уже не имела никакого вкуса, пилась как вода, не обжигая языка и гортани. Горошек пролетал следом вместе с рассолом.

Разумеется, первым Алку распечатал Костя, как застрельщик идеи. Стас из скромности уполз в ванную и сунул голову под холодную воду, пытаясь вспомнить, где он, с кем, зачем и почему. Когда вспомнил, обрадовался.