Джон Гоуди - Американский детектив - 4

Теперь Лонгмен чувствовал себя с Райдером легче, у него уже не было ощущения, что он навязывается.

— Я слышал, на этой неделе угнали ещё самолет. Вы про это читали? спросил Лонгмен.

Райдер покачал головой.

— Я не люблю читать газеты.

— Одному из них не повезло, — продолжал Лонгмен. — Он так и не добрался до Кубы. Когда они приземлились, чтобы дозаправиться, он высунулся наружу, и снайпер ФБР его пристрелил.

— Зато ему не придется рубить сахарный тростник.

— Потому, что он умер?

— Смерть — лучший выход из множества ситуаций, которые приходят мне в голову. Ну, например, пытаться продать то, что вам не принадлежит.

— Вы этим занимаетесь?

— Я пытаюсь этим заниматься уже нескольких месяцев, — пожал плечами Райдер. — Выяснилось, что торговец из меня никудышний. — Какое-то время он помолчал. — Я предпочел бы говорить людям, что нужно делать.

— Вы хотите сказать, что предпочли бы командовать?

— В какой-то степени.

— Торговля — это не главное ваше занятие?

— Нет.

Он не стал ничего объяснять, и Лонгмен, весьма заинтригованный, не стал распрашивать. Вместо этого он стал рассказывать о себе.

— Я работал на строительстве жилых домов на Лонг-Айленде. Однако хозяин прогорел, и меня уволили.

Райдер безразлично кивнул.

— Но по профессии я не строитель, — продолжал Лонгмен. — Я был машинистом в метро.

— Ушли на пенсию?

— Мне только сорок один.

— Примерно так я и думал, — вежливо кивнул Райдер. — Вот почему меня удивила мысль, что вы могли выйти на пенсию.

Это было изящное извинение, но Лонгмен не дал себя одурачить. У него был потрепанный вид, и люди обычно прибавляли ему лет.

— Я проработал машинистом почти восемь лет, — сказал он. — Но ушел с этой службы. Это случилось несколько лет назад.

Убедил он Райдера в искренности своих слов, или нет, но тот не стал развивать эту тему, а просто кивнул. Девяносто девять человек из ста обязательно спросили бы, почему он ушел. Правда, возможно, Райдеру было на это просто наплевать, но даже если так, он мог бы спросить из чистого любопытства. Несколько обиженный Лонгмен задал встречный вопрос, которого при иных обстоятельствах из уважения к сдержанности Райдера постарался бы избежать.

— А какая у вас профессия? Я имею в виду основную.

— Я — военный. Я был солдатом.

— С юных лет? Это неплохая профессия, если удается с ней справиться. И какое же у вас было звание?

— Мое последнее воинское звание — полковник.

Лонгмен был немного удивлен. По собственному трехлетнему армейскому опыту он знал, что человек лет тридцати — так оценил он возраст Райдера не может дослужиться до полковника. Но он не думал, что Райдер его обманывает, поэтому кивнул и промолчал.

— Это было не в американской армии, — добавил Райдер.

Объяснение не развеяло сомнений Лонгмена, а лишь усугубило таинственность ситуации. В какой же армии служил Райдер? В его речи не было заметно иностранного акцента; он говорил как стопроцентный американец. В канадской армии? Но и там в тридцать лет полковником не станешь.

Лонгмен шагнул к столу, чтобы отдать свою книжку, потом подождал, пока управится Райдер. Выйдя на улицу, они зашагали по Шестой авеню.

— Вы идете куда-то конкретно? — спросил Лонгмен.

— Я решил, что стоит прогуляться.

— Не возражаете, если я присоединюсь? Мне просто нечего делать.

Они прошлись до середины тридцатых улиц, продолжая все тот же вялый разговор, время от времени комментируя товары, выставленные в витринах магазинов, обсуждая женщин, кишевших у дверей универмагов на Тридцать четвертой улице, осуждая шум и вонь на улице от множества машин. Но загадка продолжала мучить Лонгмена, и когда они пережидали поток машин, чтобы перейти улицу, он выпалил:

— А в какой армии вы служили?

Райдер молчал так долго, что Лонгмен уже собрался извиняться. Но потом Райдер сказал:

— Последний раз? В Биафре.

— А-а, — кивнул Лонгмен, — понимаю.

— А до того в Конго, и ещё в Боливии.

— Так вы — солдат удачи? — Лонгмен прочел немало авантюрных романов, и это понятие было ему знакомо.

— Это слишком красивое название. Точнее сказать — наемник.

— Вы имеете в виду людей, которые воюют за деньги?

— Да.

— Ну, — Лонгмен думал не столько о войне за деньги, сколько об убийстве за деньги, и в какой-то мере был ошеломлен этой идеей. — Я уверен, деньги в этих приключениях не главное.

— Власти Биафры платили мне две с половиной тысячи в месяц за то, что я командовал батальоном. Я не согласился бы ни на цент меньше.

— Биафра, Конго, Боливия, — мечтательно протянул Лонгмен. — Боливия... Это не там, где Че Гевара? Вы сражались на его...

— Нет. Я был на другой стороне, с теми, кто его прикончил.

— Я не хотел сказать, что вы — коммунист, — с нервным смешком извинился Лонгмен.

— Я делаю то, за что мне платят.

— Все это звучит чертовски заманчиво и привлекательно. Что заставило вас оставить такую жизнь?

— Исчерпан рынок. Исчезли работодатели. И там не было пособий по безработице.

— А как люди попадают на такую работу?

— А как вы стали водить поезда метро?

— Это совсем другое дело. Я попал туда, потому что нужно было зарабатывать на жизнь.

— Вот так и я попал в солдаты. Не хотите пива?

Постепенно прогулка и пиво стали еженедельным ритуалом. Сначала Лонгмена удивляло, что человек типа Райдера общается с ним, но он был достаточно умен, чтобы найти ответ. Как и он сам, как и большинство горожан, Райдер был одинок. Так они стали приятелями на час или два в неделю. Но после первых откровений вернулись к обычным разговорам ни о чем.

А потом в один день все изменилось. Как и прежде, все началось достаточно невинно: с заголовка газетной статьи. Зайдя выпить пива, они прочитали в лежавшей на стойке газете:

"Два человека убиты в ходе перестрелки в метро.

Двое пытались ограбить разменную кассу на станции метро в Бронксе. Транспортный полицейский, дежуривший на станции, вытащил пистолет и застрелил обоих".

На снимке видны были два трупа, лежащие на полу станции, а позади них сквозь прутья решетки кассы выглядывал кассир.

— Идиоты, — тоном знатока заметил Лонгмен, — Умный человек не станет искать деньги в разменной кассе. Там никогда не бывает такой суммы, чтобы оправдать риск.

Райдер без всякого интереса кивнул, и на этом разговор, как часто вспоминал потом Лонгмен, вполне мог бы закончиться, если бы, стремясь заслужить уважение Райдера, он не дал воли фантазии.

— Если бы я решил совершить преступление в метро, — продолжил он, — то я не стал бы связываться с разменной кассой.

— А что бы вы сделали?

— Что-нибудь сенсационное, такое, за что могут хорошенько заплатить.