Наталья Перфилова - Короля играет свита

– А Дизель? Дизель дома?

– О чем вы?

– Ну, собака. Московская сторожевая, здоровая такая.

– Ее тоже в квартире нет. И во дворе ее никто не замечал последние два дня.

– Тогда, капитан, я затрудняюсь. С такой собакой, сам пойми, трудно долго в гостях задерживаться. Яна, если уезжает куда, Дизеля мне наказывает опекать или соседям, если ненадолго, ну на одну ночь. Жить у кого-то с собакой обременительно для хозяев. Друзей с частными домами у нее вроде нет. Дачный сезон еще не наступил. Родители у Яны живут за полторы тысячи километров от нашего города. Поехать к ним так внезапно да еще с Дизелем она вряд ли могла. По крайней мере, вечером в воскресенье она никуда не собиралась. Хотя проверьте на поездах, самолетах… Собака – ориентир приметный. Машины у Яны нет. Единственное место, где в этой ситуации я стал бы ее искать, так это у подруги ее ненормальной, Маринки Орловой. К ней хоть с крокодилом приезжай, она и не заметит ничего особенного. Адрес не помню, но могу показать.

– Не надо. В деле есть адрес гражданки Орловой Марины Анатольевны. Я разговаривал с ней вчера. Вашей жены у нее нет. Ну ладно. Идите в камеру. Я вызову вас, если узнаю что-нибудь новое. До свидания.

Когда Михайлова увели, Антон устало закрыл глаза. Показания Игоря подтвердили его опасения. Если Янине, а теперь и Максиму известны подробности охоты на Евгения, то смешно думать, что Горохов всерьез рассматривает Игоря в роли убийцы. Из него хотят сделать ширму, за которой спрячут все концы этого запутанного и, вероятно, грязного дела.

При таком раскладе Антон стал по-настоящему беспокоиться и о судьбе Янины Михайловой. Возможно, ее уже убрали как свидетеля, и квартиру разгромили люди Горохова, чтобы уничтожить какие-нибудь улики или свидетельства невиновности Игоря.

Антон вспомнил красивые и наивные глаза Яны, и ему вдруг стало бесконечно жаль эту испуганную щуплую девчонку, которая попала в ту же трясину, что и ее муж, хоть она и развелась с ним ровно год назад. И вытащить их оттуда практически невозможно, даже с помощью подъемного крана. И он, следователь Скворцов, ничем не может им помочь. Его заставляют топить их еще глубже.

Мысли спугнул звонок из дежурной части:

– Антон Евгеньевич, к вам тут по повестке молодой человек явился. С опозданием, правда. Корчагин Михаил Васильевич. Пропустить?

– Да, пусть поднимается в восьмой кабинет. Жду.

Корчагин Михаил Васильевич поражал в первую очередь своими размерами. Рост где-то сто девяносто или сто девяносто пять сантиметров, вес не менее ста двадцати килограммов. Неторопливый в движениях и рассудительный в словах.

– Здравствуйте, Антон Евгеньевич. Извините, что вчера не зашел. Днем сегодня приехал, в двери повестка. Не за что меня вроде как вызывать. Но зайти решил все же. Ошибка или нет, любопытно, о чем речь. Я вас слушаю.

– Скажите, Михаил, где вы были и когда уехали?

– Ну, уехал я ночью в воскресенье, вернее, утром ранним, часов в пять. Я работаю в адвокатской конторе, что-то типа детектива частного. Вернулся от девушки домой, и сразу в путь меня отправили. Ну да это дело сугубо нашей фирмы, к вам отношения не имеет и разглашению не подлежит. Короче, задание выполнил и вот вернулся пару часов назад. Поел, помылся и к вам. Даже на работе еще не был. Так в чем дело?

В голове Антона смутно обозначилась некая идея, которая постепенно обретала вполне осознанные черты. «А что? Может, попробовать? Хотя что он за человек, этот Миша Корчагин? И захочет ли он помочь хотя бы Яне? Но ведь был же он у нее в гостях… Стоит попробовать. Хуже все равно не будет. Некуда хуже. А так я хоть буду знать, что пытался».

– Скажите, Михаил, вы можете уделить мне час времени? Не для протокола, а так, для мужской беседы?

– Ну, я готов, в принципе. О чем говорить будем? О Маринке, что ли?

– Нет, о Яне.

– О Яне? – Корчагин явно растерялся. – А при чем тут я? Я с Мариной встречаюсь, а не с Яной.

– Не в том дело, кто с кем встречается. Все намного серьезнее. Пойдем в кафе, пообедаем, сегодня что-то и не ел ни разу по-человечески, и я все тебе расскажу. – Миша всем своим добродушным видом так располагал к себе, что Антон, сам того не заметив, плавно перешел на «ты». – Пока ты ездил, многое случилось. Ты не в курсе, видимо. Тут в двух словах не объяснишь… Ты выслушай и решишь, как отнестись ко всему этому. Решишь просто уйти – уйдешь. Хоть мнение твое узнаю. А то прямо теряюсь, фиг его знает, что делать. И посоветоваться не с кем.

– Послушай, а Янка тебе кто? Подруга? Невеста? Я раньше тебя что-то не видел…

– Нет, я плохо знаю ее. Один раз всего видел. Но она мне нравится, и я хочу ей помочь.

– Ну ладно, тогда потопали в кафе. Заинтриговал ты меня, ей-богу. Пойдем пообщаемся.

Когда этот парень, следователь, сказал, что хочет поговорить со мной о Яне, я опешил. Наверное, в лице изменился. Капитан так странно посмотрел на меня, как на шизика.

Неужели Янина догадалась о моих чувствах к ней и попросила своего парня разобраться? Зачем тогда повестка? Мог бы так подойти. Хотя, может, не рискнул… Я все же парень крепкий. Ну а дальше он понес совсем уж несусветицу. Вроде извинялся передо мной за то, что время отнимает, но нужен я ему для беседы позарез.

Когда я понял, что речь идет действительно о Яне и она в опасности, я чуть не силой поволок капитана в кафе и заставил выложить все, что он хотел мне рассказать.

Антон Евгеньевич был прав, кое-что действительно произошло, пока я был в отъезде. Задуматься было о чем. В процессе своей работы я нередко имею дело с милицией, а также и с воротилами в мире бизнеса. Они часто обращаются со своими проблемами в нашу фирму. И наверное, больше Скворцова осознавал, насколько безжалостны бывают и те и другие, когда отстаивают свои интересы, особенно денежные. Сунуться в их разборки все равно что пытаться руками остановить мчащийся локомотив. В этом деле есть уже как минимум один труп, значит, ребята не боятся замочить руки в крови. Когда человеческая жизнь ценится дешево, а денег вокруг крутится много, то, как правило, трупы появляются как грибы после дождя.

– Ну и что ты от меня-то хочешь, Антон Евгеньевич?

– Давай без отчества, ладно? Просто Антон… Понимаешь, Михаил, мне жаль этого бедолагу – Игоря Михайлова. Он мне никто, конечно, но представь, ведь и ты, и я могли оказаться на его месте. Я не смогу жить спокойно, зная, что он гниет где-то среди туберкулезников и педиков ни за что ни про что и что я приложил к этому руку… Смешно? Ну и пусть. Я тут справки наводил. Он талантливый физик, между прочим, ему сто раз предлагали работу с огромными гонорарами, а он все торчит в своем институте, какую-то формулу вроде выводит. И что же, все псу под хвост: и работа, и мать престарелая, да? Только чтобы этот боров Горохов не нервничал лишний раз? Я не знаю, зачем ему эта девчонка, Яна, может, ее уже убрали, как лишнего свидетеля… Можем мы ей помочь или нет, но Игорь-то точно пока в порядке, и хотя бы попытаться я должен. Понимаешь, помогая Михайловым, мы сделаем многое и для себя тоже, да и не только для себя. Ведь если Горохову все сойдет с рук, то такие, как Палыч, будут думать, что это нормально, что так можно решать свои проблемы. Были бы деньги и связи, и можно творить что угодно, все будут молчать! Скажи, чем отличается то, что они хотят сделать с Игорем, от убийства? По-моему, это даже более жестоко. А он ведь никому ничего не сделал. И где гарантия, что завтра какому-нибудь Горохову или Иванову не потребуется наша с тобой кровь? И никто не сможет, не захочет помочь! Нельзя, чтобы это вообще считалось возможным. Я сделаю все, что могу, во имя этого. Но один я никто, пустое место. Я отдаю себе в этом отчет. У меня нет ни средств, ни опыта. Ты извини, я заметил, тебе Яна не совсем безразлична. Может, хоть ради нее ты рискнешь сунуться в это дело. Или ты считаешь, что это уже бесполезно?