Юрий Кларов - Черный треугольник (Розыск - 1)

"А ведь и такое может когда-нибудь случиться..."

"Может. А вот чтобы вы у меня шо-нибудь нашли - вот этого не может. Хоть полковую артиллерию я у себя сховаю, все одно не найдете!"

Я с ним согласился. Но много лет спустя выяснилось, что мы оба ошибались: прятать и искать - не одно и то же. В семнадцатом, на квартире Говорко, ставшего к тому времени подполковником, красногвардейцы обнаружили склад оружия и отправили подполковника в Петропавловку. Там он и закончил свою жизнь: повесился в камере. Я подозреваю, что сделал он это из-за профессионального самолюбия. От обиды повесился. Уж очень его огорчило, что так он опростоволосился.

Что же касается меня, то ни Сапог, ни покойный жандармский подполковник, закончивший свою столь блестяще начатую карьеру в Петропавловке, никаких признаков таланта в производстве "оного дознавательного и следственного действия" у меня не отмечали. Однако я знал, что талант и бездарность уравновешиваются на жизненных весах старательностью...

- С какой комнаты начнете? - спросил старичок, и по тону его вопроса я понял, что он всей душой стремится мне помочь. Не потому, разумеется, что плохо относился к сыну, а потому, что перед властью все должно склоняться, даже несклоняемые по правилам грамматики слова. Это в него вместе с чувством долга вбили с детства, хорошо вбили, по самую шляпку.

- С какой комнаты? С которой прикажете, - любезно и галантно ответил я.

Польщенный старичок задумался, подергал ножкой, побренчал отсутствующей шпорой:

- Э-э... Может, с детской?

- Можно и с детской.

- В ней всегда останавливается Василий Григорьевич, когда гостит у меня, - объяснил он. - Вот и сегодня... - Генерал вздохнул. Сегодняшний день и все с ним связанное ему явно не нравились. Да и что, собственно, могло нравиться? Правительство, даже рабоче-крестьянское, все равно правительство: с ним спорить не полагается. Но разве можно сравнивать нынешнее правительство с его величеством государем императором? Нет, конечно. Да и бунтовал-то не кто-нибудь, а родной сын. Сбежав, он поступил против правил, но... благоразумно. И душу генерала рвали на части противоречивые чувства.

Почему эта комната именовалась детской - не знаю. Я ее про себя окрестил жеребячьей. Ее стены почти сплошь были увешаны дагерротипами, фотографиями и картинами с изображением лошадей: орловские и английские рысаки с гордо поднятыми головами, арабские скакуны с дугами шей, короткохвостые торкширские кобылы, дончаки, текинские лошади, шведки. Лошади бежали, скакали, перепрыгивали через препятствия, лягались, позировали фотографу, меланхолично жевали траву или овес. Вздыбленные копыта, лоснящиеся крупы, налитые кровью глаза и развевающиеся по ветру хвосты. В этом разномастном и разнопородном косяке совершенно терялись висевшие на стенах шашка с рукоятью и ножнами, украшенными золотом и темляком из георгиевской ленты, гусарская ташка - кожаная сумка, необходимая принадлежность парадной формы офицеров лейб-гвардии гусарского Его императорского величества полка, и портрет самого Николая II. Запуганный и ошарашенный обилием лошадей, император робко выглядывал из черной массивной рамы, обведенной по внутреннему краю тонкой золоченой полоской. У Николая на портрете был точно такой же растерянный вид, с каким он вышел ко мне в Тобольске в сопровождении начальника охраны полковника Кобылянского. Только тогда на нем не было этого белого гусарского мундира, а мешки под глазами обозначались намного явственней.

- Лошадки, - объяснил старичок. - Василий Григорьевич всегда был любителем коней. Перед войной он никогда не возвращался с офицерских скачек без приза.

В углу комнаты у витой ножки небольшого письменного стола лежал на подставке кожаный чемоданчик, по описанию, тот самый, с которым Василий сегодня приехал из Петрограда. Чемодан был стянут ремнями: видимо, его еще не распаковывали. А вещевой мешок, о котором мне говорил Сухов, отсутствовал.

- У Василия Григорьевича, если не ошибаюсь, помимо чемодана был еще и вещевой мешок?

- Совершенно справедливо, - с готовностью подтвердил генерал. - Именно так - вещевой мешок.

- Где же он?

Генерал обвел глазами комнату, покряхтывая, заглянул под диван. Затерявшаяся где-то за широкой спиной Артюхина горничная сказала:

- Я самолично сюда мешочек Василия Григорьевича из передней вносила. Вместе с чемоданом и поставила...

- С собой взял, - догадался генерал и, гордый своей сообразительностью, заулыбался.

Проницательность генерала оценил только Артюхин.

- Это его превосходительство верно говорят, - поддержал он и резюмировал: - Мешок взял, а чемодан оставил. Несподручно с ими обоими по крышам лазить. Уж тут одно выбирай, я так рассуждаю.

Хват барон! Кажется, единственное, что он не успел перед нашим приходом, - это допить чай.

- Если вас не затруднит... - сказал я старичку и показал ему глазами на чемодан. Он меня понял: засуетился, задергался, мелкими шажками подбежал к чемодану, поспешно расстегнул ремни и откинул крышку.

Красногвардеец, тот, что помоложе, стал вынимать одну за другой сложенные в чемодане вещи: нательное шелковое белье, носки, сорочки, дорожный несессер, несколько пачек папирос, американские консервы, книги "Коневодство и перевозочные средства Европейской России", "Донские заводы Н.Ильина", "Заводская книга чистокровных и скаковых лошадей России"...

Я перелистал книжки - в переплетах и между страницами ничего не было.

Прощупал стенки чемодана. Теперь можно было приступать к обыску в комнате. Насколько я помнил, "оное дознавательное и следственное действие" рекомендовалось осуществлять по определенной системе, например, последовательно передвигаясь по часовой стрелке, слева направо, и от краев комнаты к ее середине. Особенно тщательно следовало осматривать стены, окна, ниши - все те места, где могли находиться тайники.

Чтобы простукать стены, нужно было избавиться от табуна лошадей, а заодно и от затесавшегося в нем государя императора. Встав на стул, Артюхин снял портрет царя, отряхнул с него пыль, чихнул, и тут же лицо его расплылось в улыбке: чих в понедельник, как известно, - к подарку, во вторник - к приезжим, в среду - к вестям, в четверг - к похвалам, в пятницу - к свиданью, а в субботу - к исполнению желаний. Сегодня была как раз суббота. И если учесть, что с утра у него чесались уши (к вестям) и кончик носа (к вину), то имелись все основания быть уверенным, что день принесет много удач.

- Куда же кровавого Николая Александровича поставить? - оглянулся Артюхин, держа портрет на вытянутых руках.

- К стенке, понятно, - двусмысленно посоветовал один из красногвардейцев.

Генерала перекосило. Он выхватил портрет у Артюхина, осторожно поставил бывшего императора всея Руси на диван и стал обшлагом куртки вытирать пыль со стекла и рамы.