Андрис Колбергс - Ночью в дождь

- Нет, профессор, просто я тертый калач. Поэтому еще раз повторяю: придется ехать и искать деловых людей. Кстати, это и обойдется дешевле по крайней мере, на все будет твердая цена, а не туманные обещания.

- Ящики и основания я вам сделаю даром, - вдруг выпалил Алп, обидевшись на то, что его как бы исключили из разговора.

- Ты правда мог бы? - растерянно воскликнул Виктор. - Алп, ты настоящий друг! Ты мне очень помог бы!

- Дайте только точные размеры и ищите электронику.

- Электронику нам соберут и смонтируют на уровне мировых стандартов. Быстро не получится, но у меня хоть будет гарантия, что не останусь с носом.

- Мы же не сможем оформить, - хмуро возразил Агафонович. Казалось, что возможность изготовить аппаратуру на месте ему явно не по душе. Должно быть, затрагивала его материальные интересы.

- Нержавеющая сталь вас устраивает?

- Конечно.

- Хотелось бы узнать, как он это провернет, - продолжал ворчать Агафонович.

- У меня, уважаемый, в отличие от вас, всего три маленькие премудрости, - Алп развалился в кресле. Агафоновича он считал гнидой, которой не место в этом узком, избранном кругу. Кроме того, его раздражали очень дорогие подарки, которые всегда приносил Агафонович это ставило других в неловкое положение. "По крайней мере, к Виктору таким образом возвращается часть его денег", - хихикая, говорил Алп Карине. - Три маленькие премудрости, но с ними можно долго и сытно прожить. Если рабочий недоволен, я ему доказываю, что он сам во всем виноват, чтобы ему не взбрело в голову, что и начальник может быть виновен. Если недоволен мастер, я говорю ему, что он виноват вместе с рабочим, а если недовольны в объединении... нет, там недовольных нет: я щажу их нервную систему и наверх подаю только хорошие сведения. Потому что они любят хорошие сведения, с них ведь тоже спрашивают хорошие сведения, вот ради этого-то они и готовы кое на что смотреть сквозь пальцы. Это моя третья премудрость, а свои основания из нержавеющей стали вы получите, дайте только чертежи! Что, мало премудростей? Пожалуйста! Как многие начальники, и я знаю лучше, как мы будем жить, чем как живем. Еще?

- Алп, а ты не рискуешь? - строго спросил Виктор, но вряд ли он отказался бы от предложения, даже если бы Алп ответил утвердительно. Интересы клиники он ставил превыше всего.

- Бог дал человеку шкуру не для того, чтобы он сам с себя ее сдирал.

- Прекрасно, будем считать, что основания у нас уже есть, враждебно подытожил Эдуард Агафонович. Он чувствовал себя немного обкраденным, но не очень об этом сожалел.

Стол накрылся как по мановению волшебника: подкрахмаленная скатерть спланировала точно на место, нигде не было ни морщинки; большие тарелки с холодными закусками одна за другой опустились на нее, поблескивая, рядами выстроились рюмки, а вилки, казалось, изготовились к тому, чтобы воткнуться в закуску.

Спулга ликовала.

- Надо подвинуть цветы, я расставлю бутылки, - сказал Виктор.

Как всегда, стали спорить и обсуждать, убирать цветы со стола или нет, и, как всегда, одержали верх те, кто утверждал, что на буфете они будут выглядеть еще красивее.

Профессор направился в кабинет, но на пороге остановился и переспросил, не желает ли все же кто-нибудь коньяка.

- Мне водки, как обычно, - сказал Агафонович, и Алп тут же присоединился: - Водки, чистой водки.

- А нам с Кариной чего-нибудь сладенького, - Спулга растянула в улыбке свои густо накрашенные губы.

- А молодежь?

- Молодежь будет примерной, - твердо сказал Алп. - Нечего приобщаться раньше времени.

- Не могло бы старшее поколение, мэм, показать нам пример, как отвыкать? - недовольно и в то же время язвительно спросил Наурис.

- Ты в самом деле хочешь выпить? - спросила Спулга.

- Просто я не желаю, чтобы за меня решали другие.

Наступила неловкая тишина, которую, к счастью, прервало появление профессора. Он нес высокую конусообразную бутылку с белой этикеткой.

- Что это за марка? - воскликнул Алп, изобразив повышенный интерес, чтобы скорее замять конфликт с Наурисом.

- Западногерманская водка.

- "Граф Кеглевич", - прочел Илгонис на этикетке.

- Бутылка словно хотела проглотить яблоко, но оно застряло в горлышке, - сказал Агафонович, разглядывая круглое расширение в верхней части конуса.

- Я даже не знаю, кого благодарить за такой презент, - стал рассказывать профессор, наполняя рюмки. - Весной... Ранней весной... Внизу у гардеробщицы для меня оставили корзину с цветами, а среди цветов сидят три графа Кеглевича с белыми головками. На карточке - пожелание всего наилучшего и неразборчивая подпись. - И тут ему внезапно вспомнилась его собственная рука, на которую он смотрел как бы со стороны, как она, белая, холеная, нервно роется в вещевом ящичке "Волги". Как, наконец, нащупав бутылку "Графа Кеглевича", хватает ее за горлышко, словно противотанковую гранату, и протягивает: "Возьмите же! Это водка... Хорошая водка... Возьмите!.." - Дорогие гости, эти подарки - для меня самые приятные, в таких случаях я знаю, что кого-то снова удалось спасти от когтей Костлявой.

- На одни подарки не проживешь, - вздохнув, сказал Наурис и продолжал есть, не поднимая глаз от тарелки.

Снова наступила напряженная тишина, Наркевич побледнел, но сдержался и ничего не ответил сыну.

- Спулга, за твое здоровье!

- Мы, мэм, пошли, - выпив по полстакана пепси-колы, Наурис и Илгонис встали из-за стола одновременно.

- В кухне на холодильнике лежит мой кошелек, возьми пару рублей, разрешила Спулга.

- Где вы намерены разгуливать? - строго спросил Алп.

- Маршрут еще не известен, - пожал плечами Илгонис.

- По мне - можешь идти куда угодно, но если я услышу, что тебя видели вместе с Винартом, так и знай - спущу штаны и так выдеру, как... как... - Алп не мог найти достаточно эффектного сравнения.

- А если я его встречу на улице случайно?

- Повернись и ступай прочь! Ни тебе, ни Наурису не о чем с ним разговаривать.

Агафонович попросил слово для тоста. Где только он их наслушался? Может, сам придумывал? Его тосты всегда были длинные и возвышенные, как настоящие грузинские, с новеллистическими концовками. Грузины заскулили бы от зависти, узнав, какие знатоки есть в этой монополизированной кавказцами области за пределами их территории и народа. А может, все же сочинял сам? Дома. Перед тем как отправиться в гости. К тостам он относился не так, как другие, - для него тосты были профессиональной необходимостью, так же, как приглашения гостей в финские бани и рестораны. Кроме того, он обладал умением вливать в себя огромное количество алкоголя и при этом сохранять ясность мышления, задабривать злейших секретарш, делая мелкие, но интересные подарки, и на пятый раз все же проникнуть в кабинет, после того как четыре раза не был допущен. Тосты давали ему возможность громко выразить восхищение, засвидетельствовать почтение, превознести ум - ведь возможности тостов практически неисчерпаемы, надо только уметь их использовать: встретившись с нужным человеком в следующий раз, уже можешь подойти к нему с распростертыми объятиями и с самой солнечной улыбкой из своего арсенала: ведь после невероятно долгого перерыва ты снова встретился со своим единственным, самым лучшим другом: "Дорогой Федор Федорович! Как здоровье? Как семья?" Изобрести новую таблицу умножения - сущий пустяк, а вот попробуй добейся, чтобы пересмотрели фонды и утвердили лимиты!