Андрис Колбергс - Тень

- Вазова-Войского?

- Да, да... Шило.

- Об этом жуке слышать ничего не хочу!

- Зато мы хотим. Мой коллега прямо жаждет с ним повстречаться. Ведь он у тебя живет, так?

- Жил! Когда отсидел свое, куда ему было податься, вот я его и приютила. Как-никак старая любовь. Приняла, откармливала, как бычка, а он стащил мое барахло и смылся.

- Заявление в милицию написала?

- Ничего я не написала и писать не буду. Пусть подавится!

- Ты все-таки скажи, где его искать.

- Оставьте вы меня в покое... Я за ним по пятам не хожу, за этим идиотом!

- Ты, Белла, голос не повышай, а то ведь я могу и рассердиться.

- Идите к цыганам, там он! - вдруг крикнула из другой комнаты сестра.

В машине майор потер заспанные глаза и, ни к кому не обращаясь, сказал:

- Ну что я могу с ними поделать? Ничего. Скандалов не устраивают, приводят из кабачка старичков малахольных, те во всем слушаются и ведут себя спокойно. Молодые, цветущие бабы, а сами себя губят. И неглупые, небось понимают, что вечно так продолжаться не может. Мойщицы вагонов с лакированными ноготками! Хороши! Поработают пару недель - и ищи-свищи! Им бы приличному ремеслу обучиться, тогда, может, и встали бы на ноги.

Машина тем временем выехала из квартала и повернула на широкую асфальтированную улицу, параллельную железной дороге.

- Езжай прямо, - сказал майор. - Путь неблизкий.

- Что это она молола о старой любви?

- Чепуха, - махнул рукой майор. - Белла, может, и была для него первой любовью, но никак не наоборот. Во всяком случае, так мне дворничиха рассказывала. Еще когда Виктора в первый раз арестовали. Ей, в свою очередь, поведала мать Виктора. Мамаши, известно, всегда найдут романтическую причину. Краденые денежки он спускал на пару с Беллой, ей все было мало, все грозилась уйти к другому. Ездили кутить в Таллинн, в Ленинград. Подростка ночами нет дома, а мамочка молчит, как заговорщик. Вот и домолчалась до инфаркта.

Между улицей и железнодорожным полотном стоял не огражденный забором розовый дом в два этажа, перед ним выстроился ряд дровяных сарайчиков, темнела чугунная водокачка.

- И этот у меня вот где! - проговорил майор, вылезая из машины. Все жильцы вроде работают, а на самом деле шляются по Центральному рынку, спекулируют.

- Когда-то тут пасся конь рыжей масти.

- Это давно было. Когда в доме одни цыгане жили.

- А теперь?

- Теперь всякий народ, но все равно гляди в оба. Все время что-нибудь случается. Весной четверых посадили за изнасилование.

Решили, что и на этот раз наверх пойдут вдвоем, а оставшиеся в машине последят, чтобы из дома никто не удрал.

За дверьми был облупленный, грязный коридор с квартирами по обе стороны. Где-то хныкал ребенок, на него покрикивала мать.

- Здесь... Только осторожно, не споткнитесь.

На второй этаж вела крутая скрипучая лестница без перил, со сбитыми ступеньками.

- Как в бочке... Держитесь рукой за стенку, - наставлял майор.

В дальнем конце коридора тускло светилось окно, на дворе светало.

Все же номеров квартир было не разглядеть, и майор принялся считать двери.

- Кажется, тут, - проворчал он и постучался.

Дверь открыли сразу, и Харий увидел женщину, кутающуюся во фланелевый халат. В лицо пахнуло теплым смрадом.

- Доброе утро!

- Доброе... - ответила женщина. Взгляд у нее был робкий и пугливый. Видно, утренние и вечерние визиты милиции были ей не в диковинку, казалось, она уже смирилась с очередной потерей.

- Виктор дома?

- Он спит.

Харий с майором прошли на кухню. Половину ее занимала плита, на которой стояла сковорода с недоеденной вечером картошкой. Стены пропитались дымом и кухонными запахами.

Майор, ничего не спрашивая, миновал кухню, нащупал у косяка выключатель. Комнату залил белый свет, лампочка была без абажура и очень яркая.

На диване, лицом кверху, лежал, раскрыв рот, Виктор Вазов-Войский. Он негромко похрапывал. Лицо его, покрытое трехдневной щетиной, выглядело серым. На полу стояли две пустые бутылки из-под крепленой бурды, неизвестно почему именуемой портвейном.

- Вставай! - Майор тряхнул спящего за плечо.

Приоткрылись воспаленные глаза, видно было, что он пытается оценить ситуацию, чтобы понять, как действовать дальше.

- Оставьте меня в покое, я спать хочу! - враждебно произнес парень и отвернулся было к стене, но участковый потянул его за плечо.

- Просыпайся-подымайся, - добродушно сказал он. - Скоро у тебя будет вволю времени, успеешь выспаться.

Женщина на кухне тихонько заплакала.

- В чем дело? - Молодой человек привстал с постели. И заросший, он разительно походил на Эрика Вецберза. Даже морщины те же, разве что более глубокие.

- Поедем, там узнаешь...

- Никуда я не поеду!

- Поедешь... поедешь... Давай-ка лезь в штаны, нам некогда.

- Вы на меня собак не вешайте. Моя совесть чистая.

- Тогда тем более поторопись.

- Не дадут человеку отоспаться с похмелья. - Парень сел на краешек дивана. - Мария, дай мне чистую рубашку!

Казалось, каждое движение дается ему с трудом, причиняет боль. Харию вспомнилось, как его дед тяжело, с натугой вставал по утрам и одевался, торопясь в хлев, чтобы накормить скотину; но всю одеревенелость - ему тогда было под восемьдесят - как рукой снимало, стоило деду войти в конюшню и услышать тихое ржание встрепенувшейся в стойле Тиллы.

- Где работаешь?

- Брось сети накидывать, начальник! Всего два месяца! Я еще выбираю. Наш брат тоже законы знает!

- Он уже пристроился в топливном тресте, но... - бормотала женщина, роясь в шкафу.

- Заткнись! - прикрикнул на нее парень, и она тотчас умолкла.

Наконец он собрался - дешевые туфли, поношенные джинсы, спортивного покроя трикотажная рубашка, куртка на искусственном меху с пристежным капюшоном. Нет, непохоже, что у него совсем недавно были восемьсот рублей.

- А бритва, помазок! - спохватилась женщина.

- Не боись, милая, стричь и брить меня там будут бесплатно.

Женщина застыла посреди бедной комнатки - ждала, что он с ней попрощается. Она держалась стоически, но глаза уже наполнились слезами.

- Ну, бывай, Мариша! - парень похлопал ее по плечу.

- Пиши...

Майор вышел на кухню, Харий Даука последовал за ним. Женщина даже не допускала мысли, что парня взяли по ошибке, что он может оказаться невиновным, и это потрясло Хария. Наверно, не первый, кого вот так уводят из этой квартиры, потому-то на ее лице, когда она открывала дверь, не было и доли изумления, одно лишь примирение с судьбой.

Провожая взглядом уходящих, она ни с того ни с сего вдруг сказала следователю, который поотстал от остальных:

- Не везет... Страшно мне не везет...

И резким движением притворила дверь, повернула ключ в замке. Будто опасалась, что Харий станет допытываться у нее, почему не везет. Даука представил себе своего начальника Алстера и решил, что уж тот не раздумывал бы над ответом.