Андрис Колбергс - Тень

- Мне тоже. Курите? - Директор предложил сигарету. Они закурили. Да вы присядьте...

В коридоре прозвенел звонок к следующему уроку. Отсюда звук казался мягким и неназойливым.

- У меня их тут без малого полтысячи. И почти все молодые и, как вы говорите, способные рожать. Плохо, что одни девчата, плохо. Привыкают к мысли, что на свете мало парней, не упустить бы случая. А парни с гитарами околачиваются у общежития - мы на всякий случай запираем уж в девять. Но все равно не удержать. Я вот удивляюсь, почему большинство все-таки остается учиться. Думал, может, потому, что держу в ежовых рукавицах? Оказывается, не поэтому. Педагоги, кому девочки доверяют, говорят, все очень просто. Одни приехали в Ригу получить профессию, а другие - развлекаться. Первым наша строгость помогает держать себя в узде, вторым ничто не поможет. Поэтому я не имею права давать им ни малейшей поблажки. Для вас она - молодая здоровая женщина, призвание которой рожать, а для меня - студентка, которой надо дать профессию.

- Она хочет отказаться от ребенка.

- Вот это новость! - Директор встал из-за стола и забегал по кабинету. Пальцы, державшие сигарету, дрожали, и пепел осыпался на пол. Ну и ну! И теперь мною, как букой, будут пугать детей! Выбросил на улицу! И вы пришли, чтобы я оставил ее в общежитии?

- Почти угадали.

- Нет, в общежитии моего техникума младенцев не будет! - Директор умолк, будто на миг заколебался, и продолжал: - Ладно, пусть напишет заявление об академическом отпуске. Девушка способная, успеваемость у нее хорошая, потом наверстает упущенное. Пусть несет заявление, я подпишу!

- Ей необходимо жилье! Ваш авторитет не пострадает, если вы разочек отступите от своих принципов.

- Вы законы знаете? Не знаете! Я уже не смогу выдворить ее из общежития! Только если взамен будет комната. Конечно, исполком мне такую комнату даст! Может, не сразу, но даст. А за счет чего, спрашивается? За счет жилплощади, которую должны получить наши педагоги. Хорошо, если нам выделяют хоть что-то один раз в два года. Преподавательница химии работает в техникуме с первого дня и, заметьте, терпеливо ждет своей очереди. Шесть человек на шестнадцати квадратных метрах! Пойдите и скажите ей, что надо подождать еще пару лет, потому что одна сопливая девчонка играла в папу-маму, пока не доигралась! У меня духу не хватит!

Директор нервно закурил новую сигарету.

- Вы ей передайте, что самое разумное - написать заявление об академическом отпуске. По состоянию здоровья, и точка. Я ведь не заинтересован, чтобы это чепе бросило тень на весь техникум. Девчонки и так по углам шепчутся, а толком никто ничего не знает. Ее подружка, которая подменила нашу красотку на медосмотре, пробкой у меня вылетела из техникума. А эту мамашу кто-нибудь в больнице навещает?

- Кажется, нет.

- Хорошо! Это очень хорошо! Заглохнут толки!

- Вы напрасно волнуетесь насчет техникума. Его репутация какой была, такой и останется. Ни замалчивание, ни разглашение ничего не изменят. Давайте лучше поговорим конкретно, чем мы сообща можем ей помочь. Я как врач и вы как педагог.

- Любопытно, как же мы можем ей помочь? Лично я умываю руки! Пусть думают родители!

- У нее нет родителей, одна бабушка.

- Она сама вам это сказала?

- Да. Мы разговаривали.

- Минуточку. - Директор выскользнул за дверь. Вернулся он не сразу. В руках у него была тонкая папка салатного цвета. - Ее личное дело. - Он подал папку врачу. - Мать работает в сельсовете, отец - в колхозной строительной бригаде. Есть, конечно, и бабушка, сестры и есть брат на два года моложе.

- Извините, я вас задержал! - заторопился врач.

- Ничего, ничего... Полезный обмен мнениями. Но заявление пусть подаст, я подмахну. - Он вдруг стал по-отечески заботливым, как и подобает победителю. - Я, конечно, понимаю: была ей охота возвращаться домой с дитем и без мужа, но...

- До свидания!

Врач дал себе зарок никогда не пытаться что-то втолковывать администраторам. Он был зол на себя за свою наивность и доверчивость.

Старший коллега - без пяти минут пенсионер, - выслушав его рассказ об этом визите, посмеялся в свое удовольствие:

- Вот и не суй нос в чужие дела! Ишь, заступник! Работай на совесть, потом выходи на пенсию. Вот и вся премудрость.

Не понравилось Виктору лицо старика. Вроде бы сама любезность, а во взгляде какое-то затаенное коварство.

- Ранне сказала, что родилась двойня. У той женщины. Она только не знает, двое мальчиков или мальчик и девочка.

- А я вот не помню, меня в это дело не впутывайте. - Старик тяжело задышал и уставился в окно, хотя в саду все было по-прежнему. - Мне восемьдесят два. Так сказать, на краю могилы... А вот милой Ранне, коли доведется встретить, низко кланяйтесь от меня...

Вцепившись в подлокотники, он стал подниматься с кресла. У него были тонкие, высохшие ноги, штанины висели мешком. Мелкими шажками он проковылял к дивану и прилег, положив голову на валик.

- Говорите, что ничего не знаете, а сами просите, чтобы не впутывали.

- Ничего не знаю. Честное слово, можете мне поверить! - Это прозвучало почти плаксиво.

Я не хотел. Я бы ни за что и не впутался, но они не могли без меня обойтись, на документах нужна была и моя подпись. И они принялись меня уламывать. Я сопротивлялся. Да, да... Я долго не соглашался! Даже предостерегал: "Как бы это не выплыло наружу!" А они снова за свое. Они боялись той женщины, у которой умер ребенок.

- Придет моряк, потребует расследования, - заведующий отделением не решался взять ответственность на себя.

- Нашей вины тут нет, любая экспертиза подтвердит, - возразил молодой коллега. - Этот чокнутый идеалист бегал к директору техникума. Сам мне потом рассказывал.

- Ну и получите нового завотделением, - в сердцах сказал заведующий.

- Неужели ты думаешь, что мы могли ребенка спасти?

- Не об этом речь. Во время войны немцы мобилизовали моего брата в латышский легион, теперь это наверняка откроется.

- Какое все это имеет значение! - не понял младший коллега. - Я уже говорил, чокнутый идеалист.

- Для тебя никакого, а для отдела кадров имеет значение. Обязательно найдется какой-нибудь очень бдительный товарищ.

- Не верится.

- Зато ты веришь во многое такое, чему действительно не следовало бы верить.

- Что ты предлагаешь?

- Эта соплячка отказывается от своих двойняшек окончательно и бесповоротно. Она не передумает?

- Завтра, предупредила, в последний раз будет кормить, и я не думаю, чтобы ее кто-нибудь переубедил. Она словно забралась в бетонный дот, ее не то что словом - пушкой не прошибешь. Отказывается что-либо слышать, видеть, понимать. Все, что я говорю, как об стену. Вчера я не выдержал. Она будто моченым кнутом стеганула: "Чего вы от меня хотите? Если понадобится совет, я сама у вас спрошу!" - "Все ясно! - ответил я. Заглядывайте почаще, будем ждать! Закон на вашей стороне!" Наверное, зря я так. А Ранне мне говорит: "Этот парень вовсе ее и не бросил. Вчера опять переговаривались через окно. Долго мурлыкали".