Эрл Гарднер - Суд последней надежды

Когда ей был задан этот вопрос, она призналась, что в таком случае это было бы сделать куда труднее. Позже она сказала, что не поняла вопроса.

Было так же ясно, что жюри присяжных было настроено явно против Богги и уделяло непомерное внимание предыдущим его приговорам. Некоторые данные в самом деле были не в его пользу, но, тем не менее, трудно было понять, каким образом на фоне всех обоснованных сомнений эти доказательства могли определять его вину.

Как бы снисходительно не относиться к процедуре опознания, его результаты надо было воспринимать, учитывая и все остальные обстоятельства.

Свидетели, которые находились под влиянием этих обстоятельств, в конце концов стали уверенно утверждать, что видели этого человека в такое-то и такос-то время, в таком-то и таком месте.

К сожалению, не нашлось ни одного, кто взял бы нг себя смелость сказать:

«Я не могу быть абсолютно уверен, но мне кажется , что это тот самый человек. Конечно, это было довольно давно, но мне кажется, что я узнаю его».

Защитник, взявшись за такого свидетеля, докажет, что он не полностью уверен в своих словах, а только «думает, что обвиняемый — тот самый человек», и без труда поднимает его насмех.

Во многих случаях эта тактика носит далеко не самый благородный характер.

Жюри без особой симпатии воспринимает, когда достаточно честного и порядочного свидетеля защита, полная сарказма, рвет во все стороны, распиная того на кресте собственной честности.

С другой стороны, на жюри не должно производить такого уж впечатления свидетельство человека, который буквально в течение пары секунд видел убегающего преступника. Жюри должно принимать во внимание все факты, имеющие отношение к делу.

Тщательно проведенные эксперименты доказывают, что достаточно трудно проводить убедительное опознание, особенно если подозреваемого видели только мельком.

Я припоминаю, что в свое время, когда я посещал один из семинаров по расследованию убийств, которые вел в Гарвардской медицинской школе капитан Френсис Г. Ли, один из самых проницательных исследователей, шотландец Роберт Бриттен, читал лекции классу примерно из пятнадцати полицейских офицеров штата, отобранных на этот курс за свои способности.

Доктор Бриттен посвятил свое выступление описанию и опознанию. Внезапно, резко прервав изложение, он повернулся к группе и сказал:

— Кстати, какого я роста? Кто возьмется определить?

— Пять футов восемь дюймов. — сказал кто-то.

Доктор Бриттен стал вести диалог, как аукционер:

— Считает ли еще кто-нибудь, что я выше пяти футов восьми дюймов? — спросил он.

Некоторые интонации в его голосе позволили предполагать, что он считает себя несколько выше, и кто-то сразу же отреагировал:

— Пять и восемь с половиной.

А еще один из слушателей довел до пяти футов и девяти дюймов.

Подождав, доктор Бриттен спросил:

— Ну, а кто считает, что я ниже пяти футов и восьми дюймов?

Участники сразу же надолго задумались.

Затем доктор Бриттен перешел к вопросам о своем весе и возрасте. Разница в оценках колебалась в пределах пятнадцати лет, примерно двадцати фунтов в весе и четырех дюймов в росте — а ведь необходимо учитывать, что оценки эти относились не к человеку, возбужденному погоней и схваткой, не к тому, что лишь промелькнул перед наблюдателем в сумерках, все имели возможность оценивать доктора Бриттена, фигура которого лишь частично была скрыта письменным столом, да и перед ним были опытные наблюдатели, делом которых было именно умение классифицировать и описывать.

Но что относительно Кларенса Богги? Как обстояли дела с ним?

Как помнится, Богги был осужден и отправлен в тюрьму штата Айдахо за грабеж, совершенный Иксом.

Все время пребывания в Айдахо Богги не переставал твердить о своей невиновности, и наконец, учитывая многие детали этого дела, включая свидетельство шерифа, который из подслушанного разговора сделал вывод, что Богги был просто втянут в это дело, власти были вынуждены назначить дополнительное расследование.

Следователи в самом деле нашли место, где Богги исправлял короткое замыкание в машине того человека, что подвозил его. Работник станции вспомнил, как в это время подъехала какая-то другая машина, и Богги буквально вынудили сесть в нее. И затем эта вторая машина уехала.

Губернатор Айдахо помиловал Богги, но ему не удалось вкусить и пяти минут свободы после помилования. Едва только оно было им получено, в него тут же вцепились власти штата Вашингтон, повесив на него убийство Морица Петерсона и присудив его к пожизненному заключению.

Когда Богги вышел из тюрьмы, его встретил очень странный мир вокруг. Он был в заключении почти двадцать лет, и весь окружающий мир заметно изменился за это время.

Ему было очень трудно привыкать к свободе и с эмоциональной точки зрения.

К тому же его завалили письмами поклонники.

Наконец мы смогли сообщить, что справедливость восторжествовала, и сообщение это вызвало такую волну восторгов, которая чуть не сбила Богги с ног.

Юристы намекали ему, что он может подать в суд на власти штата и получить с них огромную сумму за годы, проведенные в тюрьме по ложному обвинению. Люди писали Богги, желая ему счастья и удачи. Несколько восторженных писем пришло от женщин.

Богги, который провел почти двадцать лет жизни в изоляции от общества и тем более от женщин, продолжал обожествлять свою мать.

Ему и в голову не могло прийти, что он может стать женатым человеком.

Пресса, боровшаяся за освобождение Богги, не переставала его опекать с момента его выхода за стены тюрьмы. Практически все, что он делал, неизбежные его ошибки, которые он совершал, пытаясь приспособиться к обретенной свободе, — все становилось предметом внимания газет.

Наконец он обрел себя. Он женился на милой доброй женщине, которая смогла вернуть ему лучшие годы жизни. Устроившись, он наконец нашел человека, который, поверив ему, взял его на прежнюю работу лесорубом.

Когда Богги уверял нас, что в свое время он был едва ли не среди лучших лесорубов страны, это воспринималось нами не без изрядной доли иронического сомнения. Подобные его заверения встретили столь же несерьезное отношение его нынешнего хозяина.

Теперь у Богги была возможность доказать, что он умеет делать.

И это была последняя невероятная вещь в невероятной истории Богги. Он в самом деле оказался таким, как и говорил.

Богги стал побивать все рекорды по заготовке леса. Он яростно вгрызался в работу и работал с такой отдачей, что восхищал всех.

Но когда наконец Богги приспособился к жизни, что встретила его на пороге тюрьмы, когда он женился и поставил свой дом, когда он доказал, что к нему вернулось мастерство лесоруба, физическая нагрузка оказалась непосильной для него.