Чарльз Вильямс - Канун дня всех святых

Да, она пришла, чтобы говорить, но посметь заговорить оказалось невозможно. Ричард смотрел - на нее? - нет, он смотрел на ЭТО. Он же был ее мужем; неужели она должна заставить его страдать? Ей случалось демонстрировать холодность, случалось сердиться на него, но кого обманут маленькие горести любви, порой неотделимые от ее радостей? Как бы они ни ссорились, как бы ни расходились во взглядах, все это можно было поправить.., когда она была жива. А теперь? Разве можно поправить то положение, в котором оба они оказались? Лестер испугалась. Ричард, единственный, наполнявший смыслом ее жизнь, должен узнать, что она пришла к нему в этом невыносимом теле! Тяжелое молчание повисло в комнате. Положение спасла Бетти. Она первая начала действовать - метнулась через комнату и схватила за руки Джонатана и Ричарда.

- Идите сюда! - крикнула она.

Ее порыв освободил их, они неуверенно подчинились. Она потащила их к окну и сказала:

- Повернитесь кругом, вы оба.

Она тряхнула головой, и Джонатану показалось, словно золотой дождь прошумел в ночи и исчез. Они молча подчинились. Обнимая мужчин за плечи и удерживая лицами к ненастной ночи, она воскликнула, обернувшись через плечо:

- Лестер, скажи же нам что-нибудь.

Лестер благодарно отозвалась. Она сказала всего лишь "Привет!" - но голос несомненно принадлежал ей, он мгновенно заполнил всю комнату, хотя звучал не громче, чем обычно на земле. Джонатан подскочил от неожиданности. Ричард не шелохнулся. На дне океана и в глубинах Вселенной он узнал бы этот голос и радость, звучавшую в нем. Он ответил, не раздумывая, повинуясь только велению любви:

- Привет, дорогая!

Первая волна всеохватного покоя мягко колыхнула Лестер. Забыв об остальных, забыв обо все на свете, она заботливо произнесла:

- Я не очень опоздала? Прости, пожалуйста.

Слово "прости" может содержать множество смыслов.

Иногда в нем встречаются благодарность и блаженство.

Именно это услышал Ричард.

- Мы так замешкались. Ты долго ждал?

Бетти сняла руку с плеча Ричарда. Разговор шел настолько личный, что даже рука на плече казалась неуместной. А голос Лестер между тем продолжал:

- - Я иногда так надоедала тебе, дорогой мой. Я...

- Никогда ты не надоедала мне, - запротестовал Ричард, но она перебила:

- Нет, нет, говори все как есть, мой родной.

- Хорошо, - согласился он, - бывало, конечно. Но какое это, ради Бога или черт побери, имеет сейчас значение? Мы что, отчитываемся друг перед другом? Если даже это мое последнее слово, то я могу сказать, что ты была слишком хороша для меня.

- Правда? - в голосе Лестер прозвучал не смех, это была чистая радость. - Продолжай, дорогой, говори, как будто это и в самом деле наши последние слова.

- Правда, - сказал Ричард. - Позволь мне теперь повернуться. Все в порядке, обещаю тебе, все будет в порядке.

- Повернись, дорогой, - сказала она.

Он повернулся, и остальные тоже отвернулись от окна. Они увидели в противоположном конце мастерской Город на мольберте. Он властно заполнил пространство студии, отменил, уничтожил заднюю стену, так что комната открывалась прямо в картину, на ее улицы; свет, идущий от полотна, связал разные измерения и создал напряженные вибрации в воздухе. Стол с остатками еды, вино в бокалах, подрамник другой картины, лежащей на столе - все отяжелело от света. Перед столом стояло убогое создание, но облик его уже ни для кого не имел значения. Прекрасный, нежный голос прозвучал так, словно заговорила густая ночная тень, явившаяся на свет:

- Так приятно снова всех вас увидеть.

- Такое блаженство видеть тебя, - откликнулась Бетти. - Но в чем это ты пришла, дорогая? - она окинула взглядом неказистую фигуру.

- Ее сделал какой-то... Я даже не знаю, кто он, в общем, тот человек, которого я видела у тебя в комнате, - сказала Лестер.

- Его зовут Саймон, а иногда - Клерк, - сказал Ричард. - Похоже, он довольно высокого мнения о себе.

Он не сделал тебе ничего плохого?

- Совсем ничего, - успокоила его Лестер. - Я хожу в этом, потому что сама так решила. Но вот сейчас, когда я вас увидела, я поняла, что надо сделать. Эту штуку надо отвести к нему.

Внезапно для нее многое прояснилось. Она здесь - вместе с Ричардом, и Бетти, и Джонатаном - для того, чтобы вовремя вернуть магическую форму Саймону. От него она пришла, к нему должна и уйти. Законы Города действовали, и она хорошо понимала их требования.

Фальшивое создание должно быть возвращено своему фальшивому создателю.

- А мы как раз собирались отдать ему портрет, который нарисовал Джонатан, - сказала Бетти. - Ты его еще не видела, да это неважно. Очень хороший портрет, только пусть лучше забирает его себе. Джон, как святой, дарит его ему... Господи, Лестер, с тобой еще кто-то!

К счастью, законы Города позволили всем троим за несколько минут привыкнуть и к голосу и к фигуре. Гомункул вдруг быстро шагнул вперед и издал невнятный возглас. Ни Ричард, ни Джонатан не узнали, да и не могли узнать новый, хрипящий и кудахчущий голос, зато Бетти узнала его сразу же. Слишком сильно и слишком долго он донимал ее, чтобы теперь остаться неузнанным. Она вздрогнула, словно этот хрип ударил ее, но не отступила.

- Эвелин!

Шум резко оборвался. Джонатан шагнул вперед, но Бетти удержала его за руку.

- Право, не стоит, Джон, - сказала она. - Ничего страшного. Я просто удивилась. Лестер, не держи ее. Ты со мной говоришь, Эвелин?

- Никому, - хрипло вымолвил гомункул, - никому до меня дела нет. Мне же много не надо. Я много не прошу. Я просто хочу тебя, Бетти. Лестер жестокая. Она не хочет плакать. А мне всего и надо - посмотреть, как ты плачешь, - она попыталась поднять руки, но они только слабо качнулись. Тело поникло, голова бессильно упала набок. Оно еще издавало какие-то звуки, но разбирать их становилось все труднее. Но вот, сопровождаемые мерзким смешком, четко прозвучали слова:

- Бетти такая забавная, когда плачет. Я хочу смотреть, как Бетти плачет.

- Господи, помилуй! - выдохнул Джонатан.

- Эвелин, если хочешь говорить, давай поговорим, - сказала Бетти. - Не обещаю, что буду плакать, но тебя послушаю.

- Может, не стоит терять время? - сказал Ричард.

Гомункул судорожно дернул головой и мутно посмотрел на всех по очереди. Ясные взгляды троих людей заставили его отступить. С видимым усилием в недрах фигуры родились слова:

- Мне больно. Я не хочу, чтобы вы так смотрели на меня. Это я хочу смотреть на вас. Бетти, ты же всегда меня боялась. Я хочу, чтобы ты испугалась меня опять.

- Ладно, - сказал Джонатан с внезапной решимостью. - Давайте делать то, что в наших силах. Раз мы решили идти, надо идти, - он подошел к столу и взял картину.

- Нам идти, Лестер? - спросила Бетти.

Другой голос, снова заполнив всю комнату, легко ответил: