Павел Шестаков - Страх высоты

— Я узнал, что кошки могут и не ловить мышей, если подворачивается что-то поприличнее.

Мазин не удержался от этой фразы, хотя знал, что комиссару она не понравится: он был человеком простым, старой закалки и любил ясность.

И действительно тот нахмурился:

— Не можешь ты, Игорь Николаевич, без шуточек. А у меня это дело, знаешь, где сидит?

— У меня тоже…

— Вот и получается, что не до шуток.

— Я не шучу. Просто сообщаю, что узнал.

— Немного ты узнал.

Комиссар сказал без осуждения, фиксируя факт.

— Может, и это пригодится.

— Насчет кошек, что ли?

Мазин почувствовал иронию, но все-таки полез в карман и вынул записную книжку в затрепанной обложке. Полистал ее и, найдя нужную страницу, прочитал, вглядываясь в чужой почерк:

— "Считается, что природа целенаправленна. Например, кошки существуют для того, чтобы уничтожать избыток мышей. Но ведь кошка, которую кормит хозяин, почти никогда не ловит мышей. Ей просто наплевать на свое назначение".

— Что это за философия на мелком месте?

— Это записная книжка Антона Тихомирова.

— Не густо для доктора наук.

— Не Гегель, конечно. Но попадаются и более интересные записи.

— Ну? Тоже про кошек?

— Частично. Про кошек и людей. Вот… "Вид _____ бесчисленное количество видов живого — след ______ длительных неудач природы в попытках создать _____ более высокоорганизованную модель. С этой точки зрения кошка — одна из неудачных моделей и только, а вовсе не часть целесообразного целого. Ее создали в порядке эксперимента и постарались забыть о ней, как о всякой неудаче. Относительной удачей стал человек, но и его нельзя признать совершенной моделью. Одна из ее слабейших сторон разрыв между сознанием и управлением. Никто не может всегда подчиняться воле и разуму. Больше того, основанное на инстинктах "самоуправление", как правило, находится в противодействии с попытками управления сознательного".

Комиссар смотрел угрюмо.

Мазин закрыл книжку.

— Все?

— Нет, есть и еще.

— Ну, это в другой раз. В нерабочее время.

Он ждал, что Мазин проявит настойчивость, но тот только вздохнул, и комиссар смягчился:

— Да не смотри ты на меня, как на бурбона! Понимаю я все не хуже тебя! Вижу, что разобраться ты в этом человеке пытался. Но мы Ж с тобой не вольные художники. Нам результаты нужны. Сроки жмут. Дел целая куча. Преступнику-то невдомек, что Игорь Николаевич Мазин в психологию ушел. Не знает он этого и не ждет, пока ты с Тихомировым разберешься. Он свое дело делает, а нас с тобой за это по головке не гладят. Ну да что я тебе все, как маленькому, толкую. Сам знаешь!

Мазин знал, разумеется. Он поднялся и слегка развел руками.

Комиссар передвинул тяжелое пресс-папье с одного конца стола на другой:

— Вот если б он в своей книжке написал, кто его убить собирается. Или что самому жить надоело. Ничего там такого нет?

— Нет, — ответил Мазин, хоть было это, на его взгляд, не совсем так. Впрочем, того, о чем спрашивал комиссар, там действительно не было.

— Ну и слава Богу. Мы люди не кровожадные.

— Но, может быть, я шел по шаблону? Спрашивал себя: могли ли его убить? Видимо, нет. Были ли основания покончить с собой? Я их не нашел. Остался один вариант — несчастный случай.

— Вот видишь!

— Но за каким чертом, спрашивается, человеку среди ночи лезть на подоконник?

— Да хотя бы гвоздь забивать!

— Гвоздей, между прочим, там никаких не было. Но не в этих деталях дело. В конце концов, в жизни случается всякое. Беспокоит меня другое Тихомиров этот остался недоговоренным каким-то, безликим, схематичным, не ощутил я его.

— Пошел бы в морг да пощупал.

Мазин чуть поморщился:

— Все повторяли о нем одну и ту же фразу: "…Молодой, способный, талантливый, как жаль!" И ничего больше!

Комиссар вдруг улыбнулся:

— Это ты Агаты Кристи начитался. Забыл я, как повесть называется. Там Пуаро жалуется, что о мертвых все говорят только хорошее, и потому трудно узнать правду.

— Могу его понять, хоть и не читал повесть.

— Там совсем другая ситуация. Преступление! А несчастье может с любым случиться, хоть злодей ты, хоть праведник.

— И все-таки мне кажется, что совершенно случайных смертей не бывает. Каждая завершает жизнь и вытекает из жизни, из характера. Трус получает пулю в спину, а храбрый — в сердце.

— Чепуха! Я на фронте видал героев с осколками в заднице… А те, кто под трамвай попал?

— Даже под трамваем! И здесь сказывается человеческая индивидуальность — рассеянность, нервы…

— Прекрасно! — Комиссар потер крепкими ладонями: — Все совпадает. Представь себе его состояние после защиты. Вот тебе и нервы. Да еще выпивши!

Но Мазин покачал головой:

— Нет, на Тихомирова это не похоже.

— Ты же о нем ничего не знаешь. "Талантливый, как жаль…" И все! Сам говорил.

Мазин посмотрел на записную книжку, которую еще держал в руках:

— Немного знаю.

— Ну, и что он за человек, по-твоему?

— Тихомиров был из того сорта людей, которые все пытаются продумать. Что, между прочим, делает далеко не каждый. Он был очень рассудочен. Даже излишне. Может быть, во вред себе. Но иначе не мог. Так уж был устроен. Для него система значила очень много. Он все выводил из систем, выдумывал системы, но держался за них прочно. В жизни такого человека фактор случайности сводится к минимуму… И вдруг сверхвульгарная случайность свалиться из окна!

— Тем она, философия, и кончается.

Комиссар был не так уж груб и прямолинеен, но любил пококетничать.

Мазин покачал головой:

— Ну, хотя бы он попал под машину. Это действительно может случиться с каждым. Но окно… Трудно представить…

— А выкинуть здорового парня в окно, думаешь, легко?

— Можно не выкидывать, а просто толкнуть.

— Зачем?

— Не знаю.

— Вот видишь! Зачем и кому понадобилось убивать Тихомирова, ты не знаешь. Хотя повозился достаточно. Я тебя не упрекаю. Возился, чтобы убедиться: не было людей, желавших смерти Тихомирова. Значит — не убийство. Самоубийство? Тут и вовсе не сходится. В тридцать пять лет парень защищает докторскую диссертацию, перед ним все дороги открыты, а он в этот самый день выбрасывается из окна? На такое не каждый сумасшедший решится.

Мазин не возражал. Все, что говорил комиссар, было неоспоримо. Тихомирову незачем было прерывать свою жизнь, его некому было убивать. И хотя он совсем не походил на растяпу, который может вывалиться из окна, Антон Тихомиров погиб. Мазин сам видел его на асфальте, видел и врача, который провел ладонью по лбу и сказал: "В морг!"

Это был факт. У тех, кто знал Тихомирова, он вызвал естественную реакцию — убит! Но, когда шок остался позади и разум возобладал над эмоциями, даже наиболее горячие головы в институте, где Тихомиров работал, отрезвели. А почему бы и не несчастный случай?