Артур Баневич - Гора трех скелетов

– Руки вверх! Не двигаться!

Я видел, как дрожала рука, поднятая вверх вместе с автоматом. А затем началось нечто и вовсе необъяснимое: явившийся из ночной мглы враг заговорил. Начал он на английском, потом перешел на сербохорватский, но, даже если б он говорил по-китайски, я понял бы, о чем идет речь. Было ему уже под тридцать, из них десять в армии. А доля контрактника сами знаете какая: приказали – выполняй, курча, и без разговоров. А дома его ждали жена, дети. А начинал он службу в Шестой десантно-штурмовой, моей родимой. И вот они втроем полезли на чертов Печинац с легкими автоматами. И столько раз видели нас в лесу, но, увы, издалека, метров с двухсот, а девятимиллли-метровый «глауберит» только для ближнего боя. Непруха, да и только. Пришлось подключать минометчиков. Он говорил, держа автомат в руке, говорил, но почему-то не стрелял, хотя расстояние для стрельбы на поражение было прямо-таки идеальное.

А затем началась и вовсе какая-то мистика. Сержант Жанец, у которого оторвало половину задницы, зашевелился. Автомат он не выпускал из руки и, похоже, умирать не собирался. Поворачивался он медленно, да и не видел его Недич поврежденным глазом. Собственно, и я только в последний момент заметил, как Жанец припал щекой к металлу «глауберита». Еще мгновение, и он выстрелил бы. Нет, вовсе не в себя, хотя именно так поступил бы я на его месте. Ствол автомата был направлен в спину Мило. Длинноволосый десантник обладал отменной реакцией и продемонстрировал всем присуствующим. Сначала был длинный прыжок практически без разбега, а затем удар носком ботинка по стволу автомата коллеги, практически совпавший с моментом нажатия на спусковой крючок. Предназначенная сербу очередь ушла ввысь, в темное небо. Автомат Жанеца, кувыркаясь, полетел в кусты.

А через мгновение мы трое – Йованка, Недич и я – оказались на мушке у тренированного волосатика. Оценивший ситуацию, Мило бросил на землю пистолет.

– Классно! – хрипло похвалил я целящегося в меня контрактника. – Чувствуется почерк Шестой десантной… Только лучше давай поговорим, сынок, ты ведь у нас шустрый, выстрелить всегда успеешь…

Солдат показал глазами на неподвижно лежавшую Йованку:

– Она… Ее убили?

– Мочи их… дурак! – вместе с кровью выхаркнул из себя сержант Жанец. На большее сил у него це хватило. Он уронил голову и замер, теперь уже навсегда.

– Ты знаешь ее?

– Это Йованка Бигосяк, жена Ромека.

– Ты шел сюда застрелить ее? Как тебя зовут? Десантник колебался недолго.

– Новицкий, – сказал он и уже по собственной инициативе продолжил: – Мы. служили тут с Ромеком в девяносто шестом. Я был шафером на его свадьбе. – Он покосился на Йованку. – Пани Бигосяк не говорила вам?

– А ты разве не знаешь? – Я улыбнулся одними губами. – Она же ничего не помнит: у нее амнезия…

Мы с Недичем стояли перед ним, заложив руки на шеи. Десантник наступил ногой на пистолет полицейского.

– Амнезия, говорите, пан капитан?

Кажется, впереди у меня был еще один долгий и очень непростой разговор.

– Слушай, сынок, – устало вздохнул я, – положил бы и ты свою пукалку на землю. Глупо убивать свидетелей своей защиты…

– В каком это смысле? – не понял длинноволосый.

– Ну давай по порядку. Убивать тебе нас никак нельзя. Ты спросишь почему? Отвечаю. Во-первых, потому, что тебе придется возвращаться. Сержант Жанец знал проходы через минные поля, ты вряд ли знаешь. А вот мы знаем. Во-вторых, человека, в которого ты сейчас целишься, зовут Мило Недич, он полицейский. На гору он шел со своими помощниками. Они скоро будут здесь. Раньше, чем прилетят за нашими трупами вертолеты. – Я многозначительно посмотрел на десантника. – Убей нас, и у тебя будет веселенькая ночка на Печинаце. Боснийские полицейские отомстят за смерть своего начальника.

– Зачем мне убивать его? – пробормотал солдат. – У меня и в мыслях не было. А кто он такой? Он человек Султана?

Камуфляжная куртка Мило была в точности такая же, как у моего длинноволосого соотечественника. Рубаха гражданская, в клеточку. Ботинки, как у всех нас, военные. Шапки на нем вообще не было. Одним словом, сержант Недич видом своим больше походил на члена преступной группировки, чем на полицейского, даже боснийского полицейского.

– Неважно, – уклончиво ответил я. – Главное, что его люди знают о вас, о троих, приехавших на «бээрдээме». У нас был мобильник. Они идут по вашим следам.

– Это угроза? – неуверенно осведомился десантник.

– Я просто информирую тебя, сынок. Если мы погибнем, за тобой будут охотиться его кровники. Сначала здесь, в Боснии, потом, если тебе удастся сбежать, у нас, в Польше. У мести длинные руки… У тебя есть родители? Так вот, если ты любишь их, постарайся не ночевать с ними под одной крышей…

– Покажите телефон, – хмуро попросил солдат.

– Сомневаешься? Молодец, правильно делаешь. Не верь никому, кроме своей дорогой матушки. – Я достал из рюкзака мобильник с поврежденным микрофоном. – Ваша, между прочим, работа… Кстати, в лагере у нас есть свои люди. Нам сообщили о том зарезанном солдатике. Будет следствие, сынок. Я знаю, что майор хочет свалить убийство на меня, только ничего из этого не получится.

– Почему?

– А потому, что пани редактор Ковалек подтвердит мое алиби. Понимаешь, о чем я говорю?… Коль скоро выяснится, что убил не я, придется искать настоящего убийцу. Это ведь он, – я кивнул на тело сержанта, – он заявил, что убийца капитан Малкош?

– Не знаю, вчера меня в полбате не было.

– А Жанец был. И тот, второй твой приятель, который не дошел до вершины. Есть два трупа, дружок, и есть убийца польского часового. Как в таких случаях поступают опытные следователи? Они трясут, как грушу, того, кто остался в живых. Долго, до тех пор, пока не получат признательные показания. Я не завидую тебе, землячок…

Мой оппонент призадумался.

– И что же мне делать?

– Прежде всего, не суетиться. Мы военные люди, мы всегда можем найти общий язык. Лично я против тебя ничего не имею. Ты спас мне жизнь. Если ты останешься один, тебе крышка в любом случае. Если нас будет четверо, это уже сила. А есть еще пани Ковалек, есть наши люди в лагере… Да нас же целое отделение, солдат! Ничего, как-нибудь прорвемся!..

Стало слышно, как где-то далеко глухо и отрывисто лаял Усташ.

Честно говоря, у меня не было полной уверенности в том, что я убедил десантника. Знал я только одно: уж если я умру сегодня, то в самом подходящем для этого дела месте – на горе Трех Скелетов, где погибли мои ребята.

Первое, что я увидел, – ее открытые глаза, темные на фоне бинтов. Уголок лба, выглядывавший из-под них, и бледно-белые щеки еще больше подчеркивали их бездонную глубину. Оторопь прошла, я подошел поближе, и на ее лице проступило вдруг что-то похожее на легкий румянец, чего я совсем уж не ожидал.