Владимир Константинов - Город

Илья Ильич взял телефонную трубку и слегка хриплым спросонья голосом сказал:

- Алло! Сиюминутов слушает.

- Привет, хрен моржовый! Все ещё дрыхнешь со своей новой телкой?

Хамство премьера буквально покоробило эстетические чувства главврача, вызвало в его тонкой натуре волну возмущения.

- Здравствуйте, Ваше Высокопревосходительство! - подчеркнуто сухо поздоровался он. - Нет, уже проснулся. Слушаю вас внимательно.

- Ты должен сегодня отравить этого козла, этого шпиона. Как понял?

От подобного задания Илью Ильича даже пот прошиб.

- Н-но я н-не м-могу. Я же в-врач, - проговорил он растеряно, жутко заикаясь.

- Какой ты врач, - презрительно сказал Грязнов-Водкин. - Ты такой же врач, как я - Линитим Искуситель. Отравишь. Это приказ самого Наисветлейшего Пантокрина.

- Ну, хорошо, - пролепетал в полуобморочном состоянии Сиюминутов. - Я дам задание своему помощнику.

- Никаких помощников, - жестко и безапелляционно проговорил премьер. Ты это сделаешь сам.

- Но у меня не получится! - захныкал главврач.

- Получится. Еще как получится. А если не получится... - Премьер выдержал многозначительную паузу. - Тогда будешь вместе с куклявыми охронять хлюндявых. Такая перспектива тебя устраивает?

От подобной угрозы Сиюминутов едва не лишился чувств. "Хам! Мужлан! Грубиян! Какой невоспитанный!" - кричало в нем возмущение. Ну, отчего к власти приходят такие грубые, неотесанные люди? И почему интеллигентные и утонченные натуры должны им подчиняться? Где она - справедливость?! И главное - этот нехороший человек, если что, выполнит свою угрозу. Обязательно выполнит. Нет-нет, только не это. Лишиться такого теплого, такого замечательного во всех отношениях места он не мог. Вместе с местом он потеряет и свою божественную Людочку, такую прелесть, такую озорницу. И он обреченно, но верноподданнически сказал:

- Я все сделаю, Ваше Высокопревосходительство! Не сомневайтесь.

- А я и не сомневаюсь. Ты, ежели прикажу, и свинью в задницу поцелуешь. - Грязнов-Водкин громко рассмеялся, очень довольный своей грубой шуткой.

- Зачем вы меня обижаете, Ваше Высокопревосходительство! Чем я заслужил подобного к себе...

- Хватит блеять, что козел, - перебил его премьер. - Тебе посыльный принесет от Наисветлейшего порошок. Подсыпишь его шпиону. Понял?

- Но как я это сделаю?! - в отчаянии спросил Сиюминутов.

- А это уж твоя забота. Пригласи его к себе на чашку кофе. Ну и того... Словом, действуй. Все! - Премьер-министр положил трубку.

А Илья Ильич ещё долго лежал с трубкой в руке, лелея в сердце обиду и теша оскорбленное достоинство. Как трудно стало жить истинно интеллигентному человеку среди этого варварства, невежества и хамства. "А судьи кто?!" Ха-ха! Боже, Боже, куда всё катится? К закату. К своему неминуемому закату! Бедное, бедное человечество! Спасти тебя уже нет никакой возможности!

Затем, благополучно проглотив и обиду, и оскорбление, главврач встал, оделся, позавтракал и оправился на работу. В приемной его уже ждал посыльный от Наисветлейшего. Сиюминутов пригласил его в кабинет. Посыльный передал ему небольшой бумажный пакет и, достав из кармана тетрадь, раскрыл её, выложил на стол перед главврачом и деловито сказал:

- Распишитесь в получении.

- Это ещё зачем?! - откровенно струсил Илья Ильич.

- Не знаю, - пожал плечами посыльный. - Мне так велено.

- Кем велено?

- Сам Наимудрейший, Наисветлейший, Лучезарный правитель наш Пантокрин Великий сказал: "Возьми расписку, а то мало ли чего. Путь так и напишет отраву получил, и распишется".

"Экие они там все, право слово, интриганы! - в глубине души возмутился Сиюминутов. - Какие канальи! Этак они меня этой распиской до конца дней будут на крючке держать".

С тяжелым сердцем он написал все, что от него требовалось, расписался и передал тетрадь посыльному. После его ухода главврач вызвал к себе заместителя и дал указание разыскать шпиона и доставить его к нему в кабинет. А сам стал готовиться к встрече, высыпав порошок на дно чашки, предназначавшейся Орлову.

11. Отравление.

Проснулся Григорий глубокой ночью. Свет в бараке был погашен и лишь у входа подслеповато мигала синяя лампочка. Спали здесь неспокойно. Кто-то что-то бессвязно бормотал, кто-то кричал, кто-то молил о помощи. Похоже, что и во сне людей мучили дневные проблемы. Вот влип так влип! По самую, что называется, маковку. Неужели же нет никакого выхода? Неужели всю оставшуюся жизнь гнить в этом сумасшедшем доме? Перспектива, да?! А как там Таня? Он представил, как нелегко ей сейчас. И от бессилия помочь ей ему совсем стало нехорошо. Так паршиво, что дальше некуда. И он заплакал. Натурально разревелся, как какой-нибудь маменькин сынок. И вновь очень и очень пожалел, что не принял предложение Бога. Жил бы сейчас себе со своей Свет-Танюшей в прекрасном белокаменном доме и уже забыл бы и об этом городе, и о Пантокрине, и о его банде, и о нечистой силе. В конце-концов всему есть предел, Как сказал сатана: "Плохо, когда оптимизм граничит с глупостью". Князь тьмы прав, тысячу раз прав. Он, Орлов, переоценил свои возможности. Явно переоценил. Однако, что это он ревет, как худая девчонка. Это совсем никуда не годится. Но сколько он не призывал взять себя в руки, ничего не помогало. Прежде, даже в последние годы и даже в самых патовых ситуациях (уж на что скверно было), он себе этого не позволял, считал ниже своего достоинства до такой степени раскисать. А сейчас ревел, и даже не чувствовал ни стыда, ни угрызений совести. Словом, совсем Орел дошел до ручки, стал постепенно деградировать и превращаться в мокрую курицу. Посмотрели бы на него в эту минуту его КВНовские ребята. Они бы его просто не узнали и прошли мимо. Точно. Все-таки этот мерзавец Пантокрин его переиграл. Впрочем, будь у него такие возможности, как у этого дряхлого правителя, тот бы имя свое забыл и до конца дней своих жалел бы, что родился на свет Божий. Честно.

Но неужели все же нет никакой возможности отсюда вырваться? Если бы была, то такие умные люди, как Березин и Григорьев, обязательно бы до неё додумались. Следовательно, такой возможности действительно нет. Тоска зеленая, да и только! И все же паниковать ещё рано. Нужно думать, как выбраться из этого гадюшника, в смысле, сумасшедшего города.

Он вновь закрыл глаза и попытался уснуть. После нескольких попыток это ему удалось.

Утром Орлов проснулся от дикого завывания сирены. Ничего не понимая спросонок, он вскочил, поспешно оделся, выбежал в проход, где его новые товарищи строились в колону по четыре. Увидев Березина, Григорий подбежал к нему, спросил:

- Что случилось, Роман Маркович?

- Ничего не случилось, - ответил тот. - Начальство известило, что нам пора завтракать.

- А почему сирена?