Владимир Константинов - Зверь

- Главное, что б человек был хороший.

- Это конечно, - согласилась она. - А что это у тебя с носом?

- Вчера, дурак, решил поработать на ринге с шефом. И вот итог - меня перестала узнавать даже собственная жена. А где ты прячешь нашего героя, всеобщего любимца Рому Шилова?

- Там он, - махнула она рукой в сторону двери в большую комнату. Переживает. А усы-то у тебя! Неужто настоящие?! - продолжала она удивляться моей внешности.

- Здесь все настоящее. Другого не держим, - небрежно ответил я и направился к двери.

Шилова я нашел сидящим на диване. Вид у него был понурый и глубоко несчастный.

- В чем дело, Рома? Что случилось? Что заставило тебя нарушить данное слово?

- А-а! - махнул он рукой. - Я ей сказал, что вы... А она... Спросите лучше у нее.

- Тамара, что он пытался только-что сказать, но так и не сказал?

Она влюбленно смотрела на своего великана мужа и, казалось, не слышала моего вопроса. Наконец, проговорила:

- Да я ничего особенного и не сказала. Просто, когда он стал напяливать на себя старое трико и эту рваную куртку, заметила, что человек в любой ситуации должен выглядеть прилично. А он обиделся и закомплексовал.

- И была глубоко не права, - решил я поддержать Шилова. - К оперу нельзя подходить с обычными мерками. Порой он должен быть и дон Кихотом, и Санчо Пансо, и, если того потребуют обстоятельства, Росинантом одновременно.

- Сказала она! - завозникал Роман. - А как ты сказала?! Ты оскорбительно сказала!

- Тебе показалось, - возразила Тамара.

- Ничего не показалось. Ты даже губы презрительно... У меня ещё пока глаза на месте.

А я смотрел на них и умилялся. Славные ребята! Как они должно быть счастливы, что позволяют себе ссориться по таким пустякам.

- Дурачок! - ласково проговорила Тамара, подошла к мужу, обняла его голову, прижала к себе. - Какой ты ещё ребенок!

- Кончайте эти сантименты, ребята. Рома, нам пора на работу.

В пивбаре "У дяди Вани" я никогда прежде не был, но предполагал, что здесь увижу. Но реальность даже превзошла мои ожидания. Большой зал с низкими потолками буквально плавал в слостых облаках табачного дыма. Пол грязный и заплеванный. Стойко пахло перегаром и вяленой рыбой. В левой половине зала слышался дружный хохот довольно большой компании - травили анекдоты. Справа вероятно бывший шахтер с бывшей шахты сильно и красиво пел: "А молодого коногона несут с разбитой головой". Напротив какой-то хмырь предлагал другому хмырю выйти поговорить, но тот отказывался:

- А чё я там не видел? Если чё надо, здесь говори.

Вдохнув отравленного воздуха, Шилов надолго закашлялся.

- Побыстрее адаптируйся, Рома, к здешней атмосфере. Вполне возможно, что нам с тобой предстоит прожить в ней не один час.

Отдышавшись, он смущенно проговорил:

- Да я ничего. Это так что-то... Нормально.

Я внимательно оглядел зал. Того, кого искал, я нашел в компании поющего "шахтера". Оба сидели с хмурыми лицами, мусолили кружки, с тоской и сожалением глядя, как уменьшается пиво.

- Рома, за мной! - скомандовал я и направился к столику.

- Что такие квелые мужики? - спросил я, садясь за столик. - Как сказал классик - жизнь стала лучше, жить стало веселей. А классики всегда правы.

"Шахтер" прекратил пение, так и недорассказав о несчастной судьбе безвременно погибшего коногона, и оба уставились на меня. В их глазах бродила лютая, как синдром похмелья, злоба.

- А ты чё, такой веселый, да? - хмуро сказал Тятя и злобно сплюнул на пол.

- А ты чё, такой некультурный, да? - передразнил я. - Расхаркался, что верблюд. Смотреть противно! - Я скорчил презрительную мину.

Полное лицо Тяти пошло красными пятнами, а черные глаза стали непредсказуемыми. Он ничего не понимал в происходящем. Мало того, что какие-то незнакомые жлобы без спроса влезли в их компанию, так ещё и, блин, оскорбляют?!

- Ты это на кого, сучара?! - зашипел он, будто очковая змея, привстав. - Да я тебя щас по стенке размажу!

- Малыш, - обратился я к Шилову, - популярно объясни дяде, кто в этом доме хозяин.

Тот молча подошел к Тяте, положил свои ручки ему на плечи и так жиманул, так прижал к стулу, что тот разом присмерел, поняв, что его сто двадцать килограммов жира и требухи ничего в сравнении со ста килограммами стальных мускулов Малыша. И, обращаясь к Шилову, обиженно проговорил:

- А чё он тут, в натуре, права начал качать, кипеш поднял?!

- Ну, во-первых, кипеш поднял ни я, а ты. А я садился за ваш стол с открытым сердцем и добрыми намерениями. Вижу - грустят мужики. Не иначе им "финансы поют романсы". Дай, думаю. угощу их пивом. Во-вторых, из всех человеческих пороков я главным образом ненавижу два - хмаства и невежества. Словом, сильно ты меня, корешок, разочаровал и даже где-то по большому счету расстроил.

- А ты это... Правда, хотел нам поставить? - с великим сомнением, но проблесками надежды спросил Тятя.

- Опять обижаешь. Разве я похож на дешевого фраера, кто бессовестно врет?

- Похож, - откровенно признался Тятя. - В таком случае, неувязачка вышла. Извини!

- Принимается. Вот ведь можешь быть человеком, если захочешь. Малыш, обратился я к Шилову, - принеси нам четыре пива.

- Ага. Я сейчас, - ответил он и направился к стойке.

- Ни хрена себе, "малыш", - усмехнулся Тятя, с уважением глядя в спину удаляющегося Романа. - Он мне чуть руки к шутам не вырвал.

- Тебя как звать? - спросил я его.

- Тятя.

- Кликуха?

- Ну.

- А имя-то у тебя, Тятя, есть?

- Есть. Шурой меня зовут.

В милицейской картотеке он значится, как Конев Александр Семенович.

- А меня Димой. - Я повернулся к певцу. - А ты "шахтер" разговаривать умеешь? Или только поешь?

- Да пошел ты, - огрызнулся тот. - Что ты тут из себя?... Какой я тебе еще?

- Шахтерскую песню вон пел.

- Ну и что? Если ты, к примеру, про летунов будешь петь, то ты уже летчик. Так что ли?

- Да успокойся, Гундявый, - проговорил Тятя. - Чё ты раздергался? Кореш добра нам желает, а ты дергаешься.

Ё-маё! Южанин Валентин Владимирович по кличке Гундявый собственной персоной. "На ловца и зверь бежит". Кажется, нам сегодня здорово покатило. Определенно.

- А ты заткнись! - заорал Гундявый на своего приятеля. - Будет он мне тут ещё права качать. Козел!

По всему, в воровской иерархии Гундявый стоял гораздо выше Тяти. Но это пусть они разбираются между собой. Верно? А мой персонаж не мог пройти мимо подобного хамства, не высказав своего к нему отношения. Определенно.

Я грохнул по столу кулаком и заорал громче пожарной сирены:

- А ну закрой пасть, сученок, не отравляй атмосферу! Ты что, "в законе", что позволяешь базлать при "авторитетатах"? Не слышу бодрого ответа.

Гундявый оказался трусом и здорово струхнул. Поняв, что может нарваться на крупные неприятности, растерянно проговорил:

- Нет, но...