Алексей Кленов - Игра без правил

— Хорошо мыслите, подъесаул, — весело гаркнул Вяземский. — С северной околицы напали?

— Так точно.

— А с южной, стало быть, тихо?

— Пока тихо. Я послал туда семь человек, но…

— Отправляйтесь, я сейчас буду. — И крикнул Анфитке, уже запрягшему лошадей. — Хорунжий, останетесь со мной. Пулеметом владеете?

— Так точно, господин штабс-капитан, совладаю.

— Ну, что же вы? — обернулся Вяземский к МИхею. — Там же бой, подъесаул!

Спустившись с крыльца, Михей затрусил к окраине, на ходу шепнув племяннику:

— Смотри тут в оба. Да от пули берегись, не лезь на рожон. Отобьемся, а там решим как быть.

Анфитка молча кивнул. Вяземский, сбежав с крыльца, вскочил на козлы и гаркнул в сторону избы:

— Ермил, рас-студыт твою!.. Где ты там?!!

Бородатый Ермил Замостин, Анфиткин хозяин, сбежал с крыльца, опасливо косясь в сторону северной окраины села, и, непрерывно крестясь, плюхнулся рядом с офицером. Анфитка щелкнул крышкой ствольной коробки, поправляя ленту, и недовольно пробурчал:

— На кой он нам сейчас, господин Вяземский?

Правая рука незаметно для офицера вытянула из кобуры наган. Взвести курок Анфитка не успел. И уж тем более не успел выстрелить, мгновенно поняв, что в бой офицер ввязываться не собирается, а хочет под шумок удрать вместе с сундуком, бросив и казаков, и своих солдат на растерзание красным, без пулемета, как один раз уже сделал это. Вяземский круто обернулся, и, процедив сквозь зубы: "Это ты мне ни к чему, быдло"- выстрелил Анфитке в грудь. Потом еще три раза подряд в живот, пока тот не рухнул с тачанки на утоптанную землю, успев крикнуть вслед убегающему Михею: — Дядько!!!

Михей был уже в конце улицы, когда четырежды пробухал маузер Вяземского. От крика племянника подъесаул дернулся, круто развернулся, и бросился обратно, злобно ощерившись и изрыгая проклятия:

— Стоять!.. Стоять, курва!!! Ах ты сучье отродье, дворянин бл…кий!

Рухнув на колено Михей выстрелил навскидку, не целясь, несколько раз подряд вслед тачанке. Поняв, что не попал, вскочил на ноги и бросился к лежащему на земле племяшу. Анфитка еще дышал, хрипло, с трудом всасывая воздух окровавленным ртом и елозя по земле, безуспешно пытаясь подняться. Михей осторожно приподнял его голову, и, чуть не плача, забормотал:

— Анфитий, племяш… Да ты что же, паря… Не помирай ты, ради Христа… Да как же это, а?.. Всю германскую… ни царапины…

Анфитка хрипло прошептал, с усилием шевеля губами:

— Не надо, дядько Михей. Не бросай только меня, схорони… И офицера, суку, разыщи… Матке моей и сестренкам поклон… передай… Все, дядько, отвоевался… казак… Не поминай лих…

Дернувшись, Анфитка вытянулся крупным телом, прогнув спину, и тяжело прижался к земле. Закрыв ему глаза широкой ладонью Михей слизнул с уса слезинку и, поднявшись на ноги, постоял молча, стянув с головы папаху и не обращая внимания на звуки приближающегося боя. Потом привел своего и Анфиткина жеребцов, перебросил тело племянника через седло, туго привязав портупеей к луке, и сам вскочил на вороного.

На южной окраине басом пророкотал пулемет. Потом грохнул взрыв гранаты и еще две короткие очереди вплелись в ружейную трескотню.

С северной околицы наседали красные, явно превосходящие численностью горстку казаков и солдат Вяземского. Пару минут спустя, разметав оставшихся в живых казаков, партизаны хлынули в деревню. Продержавшийся дольше всех Загидуллин успел добежать до двора и вскочить в седло. Двоих партизан, первых выскочившими к центру села, урядник рассек шашкой надвое.

В следующую секунду десятки пуль буквально разворотили ему грудь, опрокинув седла на землю.

Скупо отстреливаясь, экономя патроны, Михей прорвался на южную окраину,

уже догадываясь, что он там увидит. Пятеро казаков лежали посреди дороги,

в упор расстрелянные из "максима". У одного колесом тачанки была раздавлена

грудь, второму почти отрезало голову… Еще двое лежали под деревом, изуродованные

взрывом гранаты и добитые из "маузера"…

Все верно, никто из них не ожидал подлости со стороны офицера, вот и позволили расстрелять себя как куропаток. Скрипнув зубами, Михей тяжело выдохнул:

— Далеко не уйдешь, гнида. Свидимся…

Широко хлестнув вороного, он поскакал по едва видимой дороге, рассчитывая убраться подальше, пока красные не хватились и не пустились в погоню.

Да и Вяземскому, что самое главное, на тачанке сворачивать с дороги было не с руки. Жеребец с мертвым Анфиткой покорно трусил следом, повинуясь захлестнутому в седле Михея поводу…

К полудню Михей отмахал верст тридцать без единой остановки, но так и не нагнал Вяземского. Видимо, тот тоже гнал без остановки, опасаясь погони красных. Или Михея, если предположил что тот остался жив. А может опасался и того, и другого, и еще неизвестно чего больше.

Жеребец с телом Анфитки сдерживал, плохо слушал узду, то и дело всхрапывая от близости покойника и дергая Михея в сторону. Раза два подъесаул сбивался в темноте с дороги. И, уже по свету обнаружив след тачанки, гнал без остановки. Однако даже привычному к седлу Михею такой переход был труден, и в полдень, окончательно вымотанный, он без сил рухнул с седла под ноги жеребцу

и часа три проспал мертвецким сном, вздрагивая и скрежеща зубами.

Проснувшись, Михей умылся ледяной водой из ручья, обрядил в чистое исподнее Анфитку, и, выкурив трубку, долго кровавил ладони шашкой, пока не выкопал подходящей глубины могилу. Анфитку он похоронил в полном обмундировании, завернув уже остывшее тело в шинель и положив рядом шашку и нагайку. Из жердин, как сумел, соорудил крест, воткнул его в изголовье свежего холмика, и долго стоял рядом с непокрытой головой. Потом резко отсалютовал шашкой, не рискуя палить из карабина, чтобы не привлечь к себе внимание, взлетел в седло, и с места пустил коня рысью.

А Анфиткин жеребец еще долго скакал за ним следом, не отставая и вынимая из Михея душу тоскливым ржанием…

Очнулся Ким в кромешной темноте. Голова зверски болела после удара и противно поламывало все тело. То ли его тащили волоком, то ли пинали, пока он был без сознания. Немного поташнивало от привкуса железа во рту. Где-то капала вода, противно булькая в лужу. Судя по всему, он находился в подвале. Пошевелившись, Ким сел. Руки были связаны за спиной. Сколько он пролежал без сознания, понять было трудно. День был на дворе или ночь? Нигде не было ни щелки, ни один лучик света не просачивался в подземелье. Где-то наверху прогудел, загрохотал по рельсам поезд. Долго Ким сидел, прислонившись спиной к влажной стене, обдумывая случившееся. Положение было скверное. Если Сергея и Оксану не задержат надолго, они снова будут в опасности. А он сидит здесь, как связанный баран, и ждет своей участи. Впрочем, убивать сразу не станут. Сначала вытянут из него, где Оксана и Сергей. Ким усмехнулся. Хотел бы он и сам знать, где они сейчас? Все-таки хорошо, что оставил им Володькин телефон. Если удастся вырваться живым, проще будет их отыскать. Выругал себя от бессильной ярости: іКретин! Зачем оставил их одних?! К черту машину! Надо было бросать ее в лесу и идти пешком мимо КП, а там доехали бы на попутных. Ведь знал же, наверняка проверят документы. И этот Бекетов… Сволочь. Ну ладно, если жив останусь, еще свидимсяі.